Викторианская эпоха

Материал из Викитропов
Перейти к навигации Перейти к поиску

Викторианская эпоха — специфический сеттинг художественных произведений, основанный на эстетике XIX века. В узком историографическом смысле относится к эпохе правления королевы Виктории в Великобритании (1837—1901), в широком — ко всей Европе XIX столетия и раннего XX-го. Мы на Викитропах немного расширим рамки и будем считать, что «Викторианская эпоха» относится к целому столетию от окончания Наполеоновских войн (1815) и до начала Первой мировой войны (1914), чтобы не выделять в отдельную эпоху два десятилетия между поражением Наполеона и коронацией Виктории.

Характерным подсеттингом, частично перекрывающимся с викторианскими временами, является Прекрасная эпоха (фр. Belle Époque) — период 1871—1914 годов, характеризующийся колоссальными темпами роста научного знания и техническим прогрессом, рождением кино, золотым веком автомобилестроения и воздухоплавания на дирижаблях, появлением ряда общественно-политических движений (например, феминизма в форме суфражизма), появлением смелых экспериментов в сфере искусства вроде стиля Art Nouveau. Многие консервативно настроенные люди до сих пор считают Прекрасную эпоху апофеозом развития западной цивилизации. Справедливости ради, стоит задать вопросы: сильно ли жизнь крестьян Старого Света в ту эпоху отличалась от Средневековья? И хорошо ли жилось городским работягам без современных трудовых норм?

Викторианские времена и особенно Прекрасная эпоха в отношении к нашей собственной стране называется «Россия, которую мы потеряли»; об этом сеттинге нужна отдельная статья. Викторианская эстетика является неотъемлемой частью стимпанка как жанра, однако далеко не каждое произведение, даже фантастическое, действие которого происходит в соответствующую эпоху, будет стимпанком. Кроме того, викторианской эпохе хронологически соответствовал Дикий Запад — пока скучные моралисты в Старом Свете спорили об этике и идеологиях, лихие ковбои на Дальнем Западе США скакали на лошадях, стреляли из револьверов и грабили дилижансы. Предыдущая эпоха — Плащи и шпаги (континентальная Европа и ее развитые колонии XVI-начала XIX веков) и «Эпоха парусов» (то же самое, но на море). Последующая — Первая мировая война.

Важнейшие атрибуты сеттинга

Немного истории

Нужно учитывать, что после победы в наполеоновских войнах Англия стала безусловным культурным, политическим и технологическим мировым лидером (одно время в отношении политики конкуренцию ей могла составлять Россия, сыгравшая решающую роль в победе над Наполеоном и господствовавшая в континентальной Европе, но лишь до Крымской войны). По большому счёту даже так называемая «викторианская эпоха» далеко неоднородна и за почти 65-летнее правление королевы в мире произошли колоссальнейшие изменения в культуре, нравах и мировосприятии огромных слоёв общества.

  • Предшествующая Виктории Эпоха Регенства и правления короля Вильгельм IV ещё в значительной мере продолжала вольнодумную и куртуазную культуру XVIII века. Именно в эту эпоху пришелся расцвет романтизма и образов героического бунтарства, вершиной которого стало творчество Байрона, впервые именно Англия, а не Франция стала законодателем литературных мод и Пушкины срочно побежали учить английский, а Лермонтов под его влиянием создал Печорина. Нравы в ней были ещё весьма вольными, культура была полна скрытого и явного эротизма, даже короли совершенно открыто волочились за дамами. В Англии в эту пору авторитет монархии крайне сильно упал и до сих пор Георга III и Георга IV принято изображать весьма неприглядно, а Вильгельма — делать вид, что его правления не было вообще.
  • Собственно правление королевы Виктории. В противоположность своим скандальным предшественникам, она и ее муж, принц Альберт, вовсю демонстрировали свою приверженность самым строгим нравственным нормам, а себя показывали в первую очередь как образцовую многодетную семью. И никаких любовниц, скандалов и, упаси боже, публичного нарушения норм общественной морали. В отличии от предшественников, не таясь крутящих романы даже не с аристократками крови, а аж с балеринами и артистками, Викторию подданые видели лишь в церквях, приютах и прочих богоугодных заведениях. Атмосфера придворных балов и приемов от фривольной и куртуазной опустилась до самых леденящих градусов чопорности, благопристойности и богоугодности, а всё открытое прежде непотребство начало плавно перетекать в закрытые клубы «для своих». Но тем не менее авторитет монархии стал мал по малу восстанавливаться. Именно подражание королеве Виктории и привело к установлению суровой морали, которую мы и сегодня знаем как «викторианскую» и забыли, что было перед ней.
  • Правление короля Эдуарда VII aka «эдвардианская эпоха» — на радость обществу, порядком уставшему от показной морали, на смену «королеве-пуританке», отыгрывающей «скорбную вдову вечно в трауре», пришёл король-денди и король-ловелас. Эпоха характерна яркостью и буйным развитием культуры и всё более явной и резкой сменой жизненного уклада. С другой стороны всё более становится очевидно, что лидерство Англии в мире уже далеко не столь абсолютно и прямо таки веяло духом приближающейся войной, складывалось ощущение, что люди просто хотели напоследок оторваться перед тем как массово лезть в окопы.

Знаковые явления

  • Научно-технический прогресс, невероятно ускорившийся даже в сравнении с эпохой Просвещения. Доказана бактериальная и вирусная природа инфекционных заболеваний (хотя бактерии как таковые были открыты еще в семнадцатом столетии), сформирована и обоснована теория эволюции, входит в широкое использование паровой двигатель, изобретены автомобили, дирижабли, первые самолёты, пароходы, появилась железная дорога в современном виде, а также телефоны, телеграф, звуко- и видеозаписывающая аппаратура. С развитием транспорта на порядки выросла скорость перемещения — если еще на начале XIX века можно было говорить о поездке из Петербурга в Москву или из Лондона в Париж как о путешествии, а трансконтинентальные или заокеанские вояжи занимали месяцы и годы, то в конце века это уже были обыденные поездки — платите деньги и езжайте/плывите с комфортом. Активнейшим образом развивалась химия — новые лекарства, новые взрывчатые вещества, новые виды топлива, первые пластмассы…
    • Первое следствие НТП: невиданный оптимизм касательно перспектив человечества и возможностей науки. Зарождается научная фантастика в виде, близком к современному.
    • Второе следствие НТП: к сожалению, научный расизм и шовинизм. Для более ранних эпох он в общем и целом нехарактерен,[1] но в Викторианскую эпоху многие приходят к выводу, что не-европейские расы уступают белым в интеллектуальных способностях на биологическом уровне. И хотя самые дикие эксцессы, например, учение Сэмюэля Картрайта о «драпетомании» («патологической тяге к свободе у чернокожих рабов») были высмеяны научным сообществом, но в общем и целом мало кто сомневался в «естественных причинах неравенства рас»[2]. Отсюда — невиданная прежде сверхэксплуатация местного населения в колониях. Но в конце эпохи пошли ещё дальше, ставя вопрос о том, что не все разновидности белого человека равны между собой и среди них есть высшие и низшие подрасы. Это уже имело глубочайшие и тягчайшие последствия в последующие эпохи.
    • Третье следствие НТП: появление эзотерики и псевдонауки в современном виде, интерес к сверхъестественному с «научных» позиций (вернее, к попыткам научно обосновать оное «сверхъестественное»). Мистицизм средневекового образца уступает место псевдонаучным конструкциям о «месмеризме», «животном магнетизме», «тонких энергиях», телепатии и прочему оккультрёпу. Те же спиритические сеансы были невероятно популярны в высшем обществе и среди среднего класса. Настоящий фурор производят произведения Елены Блаватской, ставшие кодификатором поп-эзотерики в современном виде — такие, как «Разоблаченная Исида» (1877) и «Тайная доктрина» (1888).
    • В гуманитарной сфере также происходит прорыв. Археологические раскопки как в самой Европе, так и в колониях открывают перед человечеством целые страницы истории, находившиеся в забвении веками, а то и тысячелетиями. Европейские историки открывают для себя китайские, индийские, японские источники, происходит открытие и расшифровка древнеегипетской и шумерской письменности. Всё это питает возросший интерес к прошлому — как к собственному, так и к «тайнам древних цивилизаций», что, в свою очередь, отображается и в эзотерическом дискурсе, и в появлении романтического национализма (см. ниже).
  • Стремительно развивается тяжелая промышленность, и начавшийся в предыдущую эпоху промышленный переворот входит в свой апогей. Европа вошла в эпоху, имея доменный процесс и пудлинг-процесс, которые позволяли осуществлять непрерывное тоннажное производство чугуна и железа (низкоуглеродистой стали-гвоздилина), имея руду и кокс. Но промышленность требовала более качественных и прочных сталей, и такие были изобретены с появлением сначала бессемеровского конвертора, а потом и мартеновской печи. Развитие паровых двигателей позволило механизировать металлообработку, появляются разнообразные токарные, фрезерные станки, работавшие от вращающихся валов и обладавшие приемлемой точностью. Это позволило колоссально удешевить как сам черный металл, так и готовые металлоизделия, производить балки и арматуру, болты и гайки, листовой прокат и профиль. Вводится стандартизация; если до того, к примеру, каждое ружье сверлилось как бог на душу положит, и из партии готовых стволов отбраковывались слишком узкие и слишком широкие[3], то теперь толщина сверла на военном заводе была вымерена по палате мер и весов, что позволило появиться, к примеру, унитарному патрону.
  • Религия медленно, но верно сдаёт позиции. Слова философа той эпохи Ф. Ницше о «смерти Бога» как нельзя лучше подходят для настроения того периода. Концепции о священных империях божественной Церкви рухнули окончательно, пока существующие в результате Вестфальской системы государства уже вовсю несутся в мир светской власти и будущего национализма. В свою очередь, население, встраивающееся в создаваемые системы образования, идеологии и пропаганды находит новые идеалы и ценности, пусть и прямо следующие из христианских, но уже использующие их в иных руслах. Тут нельзя не вспомнить о умозрительной концепции Макса Вебера о протестантизме, как религии, ставшей движителем капитализма. Отсюда неутешительные для религии выводы — её ценности упростились и адаптировались под изменяющиеся условия, а сам институт церкви подстроился под эпоху и стал либо составной частью национальной идеи (читай, национализма), либо напротив, как одно из подспорьев антинационалистических государственных сил.
  • Колониализм и империализм — те самые стереотипные колонизаторы в пробковых шлемах, покоряющие джунгли и местных дикарей — это элемент именно этой эпохи. Британия, как гегемон эпохи, владеет обширными землями на всей планете, отчего заслуженно получает титул «Империи, где никогда не заходит солнце»[4], отчего начинает вести свою активную колониальную политику по освоению этих территорий. Индию, Австралию, Канаду и африканские владения заполоняют колонисты, стремящиеся закрепиться на этих землях и с переменным успехом использовать местное население в своих целях (как правило — бесцеремонно, жестоко и не особо ценя жизни своих подопечных народов). Идеология расового неравенства лишь усиливает и закрепляет положение населения колоний на долгие десятилетия. Лишь к середине следующего столетия эта совокупность идеологических и экономических оснований начнет постепенно демонтироваться и дискредитироваться как через опыт стран Оси, так и через последующую британскую и не только политику деколонизации.
    • «Битва за Африку» — исчерпав возможности по-настоящему перекраивать карту Европы (да об этом и заикнуться-то было страшно, когда в народной памяти ещё были живы воспоминания о двадцати годах Революционных и Наполеоновских войн; безумцы, забывшие об этом, потом организовали 1914 год…), империи обратились к гигантскому лакомому пирогу, находящемуся прямо на других берегах Средиземного моря — Африке, населенной народами племенного и раннесредневекового строя, Чёрный континент виделся как источник ресурсов и Lebensraum, отчего мировые державы стремительно начали «пилить» эти земли: прогресс в области медицины позволил купировать хинином главную опасность — малярию, а прогресс в оружейном деле позволил небольшим отрядам колонизаторов успешно воевать с десятикратно превосходящими толпами дикарей (хотя Изандлвана напоминает — не зарывайтесь, белые бваны). Победила, что неудивительно, Британия, заполучив практически половину от местных территорий — лорды спали и видели как они плывут из Британии в Индию, не теряя из виду британского флага и мечтали построить железную дорогу Александрия-Кейптаун. За ней по пятам шла Франция, которая уже 1830-м году начала захватывать лежащий через Средиземное море Магриб и пробивать оттуда дорогу к своей старой колонии на Невольничьем берегу — Сенегалу, встретившиеся армии захватчиков пошли на восток к Нилу, где лишь чуть-чуть опоздали к взятию англичанами Судана и в 1870—1890 годы была нешуточная угроза войны между Францией и Англией. Старые колонизаторы португальцы вышли из наполеоновских войн разоренной и лежащей в руинах страной, попытка поправить свои дела за счёт Бразилии закончилась её отделением, а отстоять свои колонии в Африке — Мозамбик и Анголу — стоило немало трудов и лишь с 1850-х годов удалось начать хоть какое-то их серьезное освоение, но попытка соединить их сухопутным перешейком чуть не закончилась войной со своим «союзником» Англией, ведь это шло поперек мечты лордов протянуть железную дорогу в Кейптаун. Особняком можно выделить и т. н. Бельгийское Конго (или, чуть точнее, Свободное государство Конго) — вотчину короля Леопольда II, ставшей нарицательной для бескомпромиссно жестокой колониальной политики того времени.
    • Помимо Африки полем для дележа становится постепенно слабеющая империя Цин, то есть Китай и зависимые от него Корея и Индокитай — сам материковый Китай колониальные державы поделить не успели, но пообкусывали, нарезав на побережье анклавы типа Гонконга, Макао, Циндао, Гуаньчжоуваня, Порт-Артура/Редзюна, выбили права на активную деятельность на реке Янцзы вообще и в находящемся в устье реки Шанхае в частности и переделили в свою пользу зависимые территории: в Индокитае к концу XIX века закрепились французы, левый берег Амура и Уссури подгребла под себя Россия (попытались и Маньчжурию подгрести, но не срослось, хотя присутствие там сохранялось), Тайвань в 1895 захватили и долго приводили к общему знаменателю японцы, а Корею откусили уже в XX веке, причем ее делили уже не Китай с кем-то, а Россия и Япония.
    • Не забудем и Османскую империю, которую с одной стороны англичане мастерски и виртуозно грабили и финансово, и откусывая самые лакомые её куски — Кипр, Египет, Грецию, а с другой — искусственно продлевали существование одряхлевшей империи (спасли от восставшего правителя Египта — Мохаммеда Али, устроили Берлинский конгресс для нейтрализации победы в Русско-Турецкой войне, как минимум), как буфер против Российской и Австрийской империй. Проблема дележа наследства Османов вошла в историю под названием «Восточный вопрос». Россия тоже хотела сделать Османской империи «эвтаназию» и получить контроль над проливами Босфор и Дарданеллы, разделяющие Чёрное и Средиземное море, а также освободить от турецкого ига братские православные и южнославянские народы. Борьба великих держав в Восточном вопросе привела к Крымской войне, ставшей самой масштабной европейской войной в промежутке между Наполеоновскими войнами и Первой мировой войной. Итогом стало тяжёлое поражение России и усиление британского влияния на Блистательную Порту. Со временем на дряхлеющую Турцию стала засматриваться и молодая усиливающаяся кайзеровская Германия, что способствовало порче прежде неплохих англо-германских отношений и стало одной из причин Первой мировой войны.
    • «Большая игра»[5] — масштабное противостояние Британии и России за господство в Азии. Следует отметить, что именно эти две страны оказались главными победителями в Наполеоновских войнах: в то время в колониальной системе господствовала Англия, в континентальной Европе господствовала Россия. Это обрекало две великие империи на противоборство за звание «номера 1 в пентархии[6]». Что больше всего пугало англичан, так это возможность другой великой державы пробиться к «жемчужине Британской империи» — Индии, и оспорить тем самым их господство, и Российская империя стала выглядеть именно как подобная держава. Дружбе не способствовала и разница политического строя либеральной Англии и самодержавной России. Как итог, Россия в глазах англичан превратилась во «врага номер 1», потеснив с этой позиции Францию, и примерно с 1830-х гг. противостояние разгорелось в полную силу. Первоначально главным объектом англо-русского соперничества были Османская империя и Константинополь, что вылилось в вышеупомянутую Крымскую войну, покончившей с гегемонией империи Романовых в Европе. Однако англо-русское противостояние не закончилось и сместилось на Средний Восток — Персию, Афганистан и ханства Средней Азии. Россия в силу комплекса причин в 1860-е годы усилила экспансию в Среднюю Азию, а Великобритания противостояла этому как могла. В 1885 году между империями даже произошёл пограничный бой на Кушке, едва не обернувшийся войной. Данный этап «Большой игры» завершился включением Средней Азии в состав Российской империей: британцы не смогли этого предотвратить. Затем центр тяжести противостояния сместился на Дальний Восток, прежде всего в Китай: для противодействия российской экспансии Великобритания заключила союз с Японией, тоже имевшей свои аппетиты к империи Цин. Закончилось это русско-японской войной 1904—1905 гг. за господство в Маньчжурии, Корее и на Жёлтом море: в этой войне Британия активно поддерживала Японскую империю, что стало одной из причин победы Японии, после чего продвижение Российской империи на Дальний Восток было остановлено. К этому времени ситуация на международной арене значительно изменилась: появилась Германская империя, желавшая выбить себе «место под солнцем». Германия стала выглядеть для Великобритании более опасным соперником, чем Россия, что способствовало сближению прежде непримиримых Лондона и Петербурга. Итог «Большой игре» подвела англо-русская конвенция 1907 года: по её условиям, Россия признавала Афганистан сферой интересов Англии, а взамен Англия признавала вхождение ханств Средней Азии в состав Российской империи; Тибет был признан нейтральной зоной, а Персию поделили: Северная Персия была признана российской зоной влияния, Южная — британской, а центральная часть страны — нейтральной.
    • К началу XX века в британской колониальной империи начали выделяться доминионы — колонии (в первую очередь переселенческие со значительной долей белого населения — Канада, Ньюфаундленд, Австралия, Новая Зеландия, ЮАС), получившие более-менее широкие права самоуправления, собственные вооруженные силы, собственные суды, но в плане внешней политики все еще подконтрольные метрополии.
  • Североамериканские Соединённые Штаты в течении викторианской эпохи в ходе совершенно беспрецедентной экспансии увеличили свою территорию от прибрежной полосы вдоль атлантического побережья до самого Тихого океана. Причём далеко не только путём колонизации земель: долина Миссисипи была ими приобретена в ходе наполеоновских воин у Франции, Флорида — отобрана у Испании, Мексика военным путем была лишена более половины своей территории. Но жадным янки было тесно и там — после приобретения Аляски они яростно хотели соединить ее с основной территорией за счёт тихоокеанского побережья Канады, но англичане отказались обсуждать вопрос о его выкупе и почти до самого конца XIX-го века «орегонский конфликт» грозил перерасти в полноценную войну. Но по мере роста связей с «банановыми республиками» Мезоамерики у них перед глазами замаячил райский остров Куба, а слабая и одряхлевшая Испании уже давно не могла тягаться с Англией, так что расисты и сегрегаторы вдруг резко озаботились там вопросами демократии и свобод, у преступно слабого и бесхозяйственного колонизатора. По итогу Испания лишилась не только Кубы и Пуэрто-Рико, но и Филиппин. Попутно были заняты Гавайские и ряд тихоокеанских островов. Совершенно случайно жители Панамского перешейка воспылали желанием отделиться от Колумбии. Таким образом вчерашняя колония в течении жизни королевы Виктории превратилась в империалистического хищника и серьезного конкурента для Британской империи. Территория и населении США со дня независимости и к концу XIX века выросли более, чем в 20 раз. Тем более было обидно, что Англия и вся Европа способствовали массовой миграции всего «лишнего» и нелояльного населения.
    • Формирование специфического американского национализма. Хотя WASP-ы, белые англосаксонские протестанты, все еще играли первую скрипку в жизни страны (и играют до сих пор), появилось множество иммигрантов не-англосаксонского происхождения (ирландцы, итальянцы, евреи, поляки, немцы, венгры, русские, украинцы) и самых разных вероисповеданий. Всё это пестрое сообщество нужно было как-то объединить общими целями. Этой целью стало «Предначертание судьбы» (Manifest Destiny) — концепция, согласно которой США имеют права на все территории Северной Америки, включая те, на которых всё ещё жили индейцы. Поскольку в Европе пригодной для возделывания незанятой земли уже не было, и к тому же регулярно случался голод (например, Ирландский 1845—1849), огромное количество иммигрантов-крестьян тянулось в Америку, чтобы получить-таки шанс на собственный клочок земли, отнятый у индейцев. Разрывая связи с родиной, эти иммигранты формируют американскую нацию как таковую.
  • Викторианское ханжество — крайне консервативная викторианская мораль ставила во главу угла респектабельность, чувство долга и трудолюбия в противовес слегка фривольным нравам предыдущих веков. Особенно сильно это были видно, когда речь заходила о сексуальности — например, известно, что многие незамужние девушки из высшего сословия в ту эпоху вообще понятия не имели, что такое секс.[7] Стремление к благопристойности порой доходило до полного маразма — например, множество двусмысленных (или вполне однозначных, но двусмысленных по мнению особо одарённых) слов были спешно заменены эвфемизмами.[8] Нужно ли говорить, что вместе со этой внешней благопристойностью как-то не то что уживались, а цвели буйным цветом беспорядочные половые связи (включая гомосексуальные, порой даже чуть ли не в открытую), логично вытекающая из предыдущего пункта проституция (включая и детскую), наркомания[9] и преступность?
  • Романтизм, господствовал в литературе и культуре первой половине XIX века: английский (Байрон, Блейк, Вордсворт, Кольридж) и немецкий (Шиллер, Гейне, Новалис, Гофман). К собственно викторианской эпохе он скорее уже перерождался в нечто иное. В течении XVIII века традиционное религиозное мышление и философия уходили из сознания общества и в поисках новой идентичности стали выдвигаться новые установки общества, часто просто наперекор религиозной морали:
    • Долой смирение, подавление чувств и религиозное воспитание! Возник интерес к образам благородных дикарей от Чингачгука и Оцеолы (от них уже рукой-то было подать к Тарзану и Конану) и пасторально идеализированному архаичному простонародью, как предположительно сохранившим «неиспорченные цивилизацией нравы». И страницы литературы заполонили с новой силой пастушки, цветочницы и прочие простушки, а также борцы за что-то и против кого-то, а также всякие благородные разбойники. Собственно это можно считать развитием и некоторым переосмысление популярных пасторальных романов эпохи Просвещения.
    • Возник интерес к древней «доцерковной» истории, причём не античности, которая уже скорее вызывала раздражение, так как весь XVIII слишком активно насаждалась просветителями, вдобавок её реноме несколько подпортила Великая Французская революция. Стали изучать, а когда и просто придумывать свою национальную историю и великих предков, так как у всех были в предках Перикл или Александр Великий, приходилось поднимать из могил и легендизировать хорошо, если дух Арминия (во времена наполеоновских воин, немцы сделали его символом борьбы против Французской империи), так ведь и откровенных морских разбойников и грабителей — викингов, кои для жителей Скандинавии были интереснее и ближе, чем уже опостылевший святой из жития или древний грек из каких-то там далеких и чуждых земель. Благой стороной было резкое возрастание интереса к своей древней истории, а также лингвистике (она тренировалась на разоблачении мистификаторов этой же эпохи, но клинопись и иероглифы были расшифрованы именно в эту эпоху) и археологии[10] . Поэтому без подъема романтизма не было бы такого вала национальных возрождения и всяких там будителей по всей Европе. С другой стороны народный эпос, фольклор и легенды подвергаются изучению и литературной обработке, а без всего этого не было бы сплава сказки и традиционного уже романа, которое сейчас зовётся фэнтези. С другой стороны из фольклора южных славян совершенно неромантичные упыри восстали на страницах традиционной уже мрачной готической литературы западной Европы, как романтично-утонченные и мрачные готичные аристократы-вампиры.
    • Интересным следствием такого национального возрождения стало возвращение в обиход национальных языческих и даже напрочь выдуманных «под старину» имён вместо надоевшей греко-латынщины из святцев: Оскар и Ялмар, Владимир и Бела, Яромила и Светлана. Даже тронные имена монархов стали подчиняться этим тенденциям: королева Виктория собственно была Александрина Виктория (родители её звали Аликс) и была названа в честь императора Александра I и потом отказалась короноваться под именем Александра, чтобы избежать ассоциаций; король Эдуард VII был крещён именем под именем Альберт Эдуард (в семье его звали Берти), уже вопреки желанию самой Виктории желавшей назвать его в честь отца; датский принц Карл Глюксбург короновался норвежским королем Хоконом VII, поддержав волну местного «долбославия» — извлечения из пыльного сундука истории и увлечение казалось бы уже давным-давно забытыми скандинавскими языческими именами; даже «вышиватничество» имело место быть — возникла массовая мода на якобы народную одежду, за которую выдавали праздничные хламиды местных кулаков со всяких медвежьих углов и тогда же начали конструировать свою «мову» — до середины XIX века норвежцы даже между собой чаще говорили по-датски, так как страна была сильно рассечена фьордами и горными долинами и чуть ли не в каждой деревне был свой говор, а разных берегах фьорда — свой диалект.
    • Ближе к середине века начали господствовать порожденные им реализм, натурализм, воспитательный роман и мистика.
  • Протонационализм и национализм. К концу XVIII века национализм из общего представления об истории (а именно истории элит) и связи её с землей становится все ближе к тому пониманию национализма, к которому мы привыкли. С развитием среднего образования, распространением печати и других форм народной культуры (поскольку массовая — это следующий век) в среде зарождающегося среднего класса и пролетариата, как самого образованного из низов начинает набирать популярность представление об общности происхождения, истории и культуры — явления нации. Это представление или, чуть точнее, чувство становится полезным рычагом во внутренней и внешней политики государств, которые смогли получить достаточно удобный и эффективный инструмент для реализации своей политики. Национализм позволял крушить империи, создавать новые государства, делить территории по новым принципам и, внезапно, способствовал переходу к буржуазным демократиям, которые мыслились в националистических категориях. Из таких национализмов принято выделять два типа, которые в той или иной степени распространились в эту эпоху:
    • Французская (гражданская/имперская) модель национализма — формально более «мягкая» из форм, за основу которой берется идеал единой гражданственности в рамках национального государства. Такой национализм выстраивает пеструю в этническом плане нацию, скрепленную вместе схожей культурой и лояльностью государству, через которое и реализует свои амбиции национальная идентичность населения. Собственно, главным идеалом такой модели послужила Франция и ВФР (Великая французская революция), где идеалы такого национализма стали движущей силой против Старого режима. Уже в XIX веке многие государства, вроде Румынии, Венгрии, Российской империи последних 35 лет существования или Сербии будут стремиться повторить успех французов, правда с переменным успехом. Но практическая реализация этой модели часто происходила совершенно не мягко — нередко доходило до стремлений к культурной ассимиляции и даже этноциду неких нелояльных стране этносов и народностей.
    • Немецкая (этническая) модель национализма — уже более «жесткая» и бескомпромиссная, немецкая модель стремится объединить разрозненные ячейки единой нации под мощной «ежовой рукавицей» государства, провозглашая уже культурно-этническую близость населения. Такой национализм уже вдохновляется единым происхождением, культурой и т. н. «национальным духом», на основе которого движется и развивается нация. Здесь прообразом и идеалом стала Германия из трудов немецких мыслителей из школы романтизма, которые пытались как раз ответить на вопрос о том, кто такие немцы и нужно ли им сплотиться в единое немецкое государство. Собственно, наиболее масштабные национальные проекты этого периода, будь то Рисорджименто или создание Германской империи были результатом именно такого национализма и, отчасти, стали одним из первых кирпичиков уже к становлению более радикальных форм национализма вплоть до фашизма/нацизма.
  • Появление национальных государств и объединение множества разрозненных народов в рамках концепций единых наций.
  • Появление современных идеологий — например, упомянутого выше национализма, а также феминизма (в лице суфражистского движения) и социализма разного толка (от марксизма до анархизма и социал-демократии). Кроме того, набирают силу идеологии расового превосходства — появляются труды расовых теоретиков, вроде А. Гобино («Эссе о неравенстве человеческих рас») и Х. С. Чемберлена («Основы XIX века»), которые устанавливают стандарты идеологии неравенства уже для следующей эпохи с её делением на белых «арийцев» и недолюдей цветных рас и выделяя в отдельные расы народы, вроде евреев. Для этой эпохи работы получают довольно ограниченное признание, а последний так и вовсе был за свою излишнюю германофилию осмеян в родной Британии.
  • Характерные моды для мужской и женской одежды. Мужская одежда всё более и более начинает напоминать современную. А вот женская — местами прямо-таки воплощение изуверства и непрактичности. В начале эпохи женские моды ещё подражали позднему стилю ампир — одноцветному платью-тунике с минимальной отделкой и с завышенной талией, с открытыми руками, шеей и декольте, корсеты же в ту эпоху мужчины носили едва ли не чаще женщин. Постепенно талия смещалась всё ниже и корсет снова стал обязательной деталью женской одежды, юбки «разрастались» вширь и вглубь и к середине века их стали носить по несколько штук да ещё с верхней на каркасном кринолине, платья стали закрытыми по самое горло, при этом в моду снова входят каблуки и с середины века чепцы и капоры были вытеснены огромными и массивными шляпами. Одежда прислуги (отдельно отметим униформу «викторианских горничных») и простолюдинок безусловно была куда проще, но тоже имела длинные юбки в пол, в противоположность началу века, когда простолюдинки обычно носили юбки выше щиколоток и в отдельных случаях даже почти до колен. В самом же конце эдвардианской эпохи женская одежда возвращается к всё тому же ампиру, куда более близкому современности. Таким образом есть основания утверждать, что контреволюционная реакция на Французскую Революцию вовсе не ограничивалась исключительно Континентом и откат нравов к пуританству, таким образом сильно замедлил прогресс одежды к современной.
  • Убийства проституток в лондонском квартале Уайтчепел в 1888 году. Подробнее — в отдельной статье.
  • А ещё, во второй половине XIX века утратили популярность, некогда популярные во всей Западной Европе и США браки с собственными кузинами, имевшие распространение не только у аристократов. А ещё, стало популярным дать молодой невесте самой выбрать жениха из числа посватавшихся.

Где встречается как есть

Фольклор

  • Выражение «Англичанка гадит» подразумевает именно королеву Викторию как символ двуличной и коварной политики.

Литература

Значительная часть литературной классики, написанная в эту самую эпоху и повествующая, соответственно, либо о современности (на момент написания), либо о недалеком прошлом или будущем (аналогично). Как пример, «Граф Монте-Кристо» А. Дюма-отца, действие которого происходит на фоне изменений во Франции после Наполеоновских войн — от Империи к реставрированной монархии, а потом и к Республике, и дает весьма наглядную картину жизни французского высшего общества в середине XIX века.

Детективы

Детективный жанр в современном виде зародился и стал популярным именно в викторианскую эпоху

  • Эдгар Аллан По считается одним из предтечей детектива как жанра. Во всяком случае без его рассказов «Золотой Жук» и «Убийство на Улице Морг» очень сложно было его представить в современном виде и так или иначе его влияние видно у очень многих упомянутых тут авторов.
  • Артуру Конан Дойлу мировую славу доставили именно детективные рассказы о Шерлоке Холмсе, популярность которых стала полной неожиданностью и для самого автора (достаточно сказать что к концу века они были переведены лишь на чуть меньшее число языков, чем Библия). В силу специфики жанра Холмсиана позволяет получить неплохой срез поздней викторианской эпохи со всеми ее атрибутами вроде гнусных аристократов, тайных обществ и безумной науки. Из других произведений сэра Артура стоит также отметить приключенческий цикл о профессоре Челленджере (наиболее известен из которого роман «Затерянный мир»), к его огорчению, все же так и не приблизившийся к славе Холмсианы.
  • Гилберт Кит Честертон успел застать лишь самую-самую концовку эпохи, но его творчество пропитано духом эдвардианской эпохи. Прославился серией повестей и рассказов о католическом священнике отце Брауне, увлекающимся раскрытием запутанных преступлений.
  • Морис Леблан прославился циклом повестей и рассказов о воре-джентельмене Арсене Люпене.

Научная фантастика

  • Творчество Герберта Уэллса, пронизанное свойственной для эпохи верой в практически абсолютное могущество науки (что интересно, без излишнего романтизма и восторженности как у упомянутого ниже Жюля Верна, а скорее напротив, с некоторым опасением). Интересно, что именно Уэллс во многом сформировал основные каноны научной фантастики на долгие годы вперед: если и не он изобрел путешествия во времени, антиутопии и вторжения пришельцев из космоса, то уж точно их популяризировал. А в «Войне миров» он описал кровопролитную войну с марсианами до боли похожей на конфликты грядущей эпохи задолго до их возникновения.
  • Романы Жюля Верна. Квинтэссенция викторианской веры во всемогущество науки и технологического оптимизма: в те времена действительно верили, что, например, вот-вот можно будет полететь на Луну с использованием имеющихся технологий (в реальности лунная программа задержалась на целое столетие с момента написания). А роман «Вокруг света за 80 дней» стал гимном новым возможностям транспорта — мир стал намного меньше, чем раньше, и его можно было быстро объехать хотя бы с точки зрения туризма, не говоря уже о международной торговле или колониальных поползновениях.

Мистика и ужасы

Наиболее сильное развитие получает в эту эпоху жанр готического хоррора (хотя появился он чуть ранее).

  • Джон Полидори «Вампир» — фактический первопример вампира в массовой культуре. Интересно, что образ лорда Ратвена, питающегося кровью юных девушек, был во многом вдохновлен не кем иным, как Байроном (лечащим врачом которого Полидори и являлся).
  • Шеридан ле Фаню «Кармилла» — небольшой рассказ о женщине-вампире Кармилле, явно повлиявший и на Брэма Стокера. Укажем лишь то, то что настоящее имя тамошней вампирши — графиня Миркалла фон Карнштайн, но действие происходит в Штирии и именно она является кодификатором мрачного германоязычного края мира, усеянного мрачнейшими готическими замками в горах, под гнётом графа-вампира (Трансильвании это всё было не совсем уж чуждо, но менее выражено). Да там даже собственный Абрахам ван Хельсинг есть — доктор Мартин Хессилиус. Кармилла стала первоисточником литературного образа нечеловечески прекрасной, роковой и распутной вампирши малость нетрадиционной ориентации.
  • Брэм Стокер «Дракула» — кодификатор вампира как зловещего ночного аристократа и квинтэссенция викторианской готики (если не эпохи в целом) как таковая: антагонист сочетает в себе типажи порочного дворянина, чернокнижника и коварного соблазнителя, место действия — классическая готическая Трансильвания, а в сюжете немаловажную роль играют и наука, и религия. Немалая часть штампов произведений о вампирах пошла именно отсюда (впрочем, уже покойных).
  • Почти всё стихотворное творчество уже упомянутого Эдгара Аллана По.
  • Мэри Шелли, «Франкенштейн, или современный Прометей»: в ту же копилку, хоть и написано раньше. Протагонист романа, Виктор Франкенштейн, создает с помощью технологий живое существо, то самое чудовище Франкенштейна.
  • Р. Л. Стивенсон, «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» — психологический триллер, который современные специалисты в области психологии и психиатрии расценивают как попытку самоанализа человека соответствующей эпохи. Сама идея о том, что внутри респектабельного члена общества живет настоящее чудовище, которое может вырываться на свободу, если его не сдерживать — плод викторианской морали.
  • Книга «Жемчужная нить» 1850 г. сразу нескольких авторов, основанная на популярной городской легенде о парикмахере-убийце Суини Тодде, который убивал своих клиентов, а его сообщница мисс Ловетт готовила из тел жертв пирожки с мясом. Несмотря на то, что многие ставят под сомнение существование этого человека в реальности, сам Суини Тодд является таким же культовым персонажем викторианской эпохи, как Джек Потрошитель, историю которого знает каждый коренной лондонец. А также он является для лондонских детей аналогом Бабайки и Бугимена, ибо английские родители пугают непослушных детей, что если они буду плохо себя вести, то придет Суини Тодд и сделает из них пирожки с мясом. До сих пор этот персонаж не потерял свой культовый статус, во многом благодаря пьесе Кристофера Бонда и мюзиклу Стивена Сондхайма 1979 года, в котором образ Суини Тодда был сильно переработан и романтизирован.
  • Дэн Симмонс, «Друд, или Человек в чёрном» — исторический роман с элементами магического реализма, в котором викторианский Лондон показан во всем своем омерзительном разнообразии, начиная от элитных закрытых клубов для джентльменов и вполне приличных пабов, заканчивая опиумными притонами, трущобами и кладбищами для бедняков, могилы на которых настолько переполнены, что трупы приходится буквально утрамбовывать в них. Отдельно стоит отметить так называемый Подгород, лабиринт зловонных канализационных туннелей и подземных рек, где люди живут в условиях, по сравнению с которыми бедняцкие трущобы Лондона кажутся настоящим раем.

Фэнтези

  • Творчество Генри Райдера Хаггарда едва ли можно причислить к обычным приключенческим романам викторианской эпохи о затерянных мирах вроде цикла Конан Дойла о Челленджере или историческим романам вроде «Саламбо». «Скиталец» — роман о жизни Одиссея после возвращения в Итаку, там вполне есть боги и магия и совершенно определенно он вписывается в жанр фэнтези. Цикл об Аллане Квотермейне тоже вполне себе наполнен мистикой и местами вполне себе магией и явно повлиял на позднейшей творчество того же Роберта Говарда или Говарда Лавкрафта. Но та же «Дочь фараона» вполне себе приключенческий роман в жанре спекулятивной истории.
  • Творчество Джорджа Макдональда, он писал в основном сказки для детей, по современным меркам близкие к фэнтези. Одна из них — «Принцесса и Гоблин» была любимой настольной книгой другого великого фантаста следующего исторического цикла, в «Хоббите» довольно немало перекличек с этой сказкой.

Романтизм

  • Творчество Чарльза Диккенса (1812-1870) давит педаль в пол, ибо вся жизнь писателя пришлась на данную эпоху, поэтому он прекрасно знал, о чём пишет. К тому же, он с юных лет работал на фабрике по производству ваксы и посещал отца в тюрьме, поэтому был также прекрасно осведомлён о нелёгкой доле рабочего класса и ужасах, царящих в лондонских трущобах. Не зря он считается одним из важнейших писателей Викторианской эпохи.
    • «Приключения Оливера Твиста» (1838) — книга о нелёгкой доле лондонских сирот и уличных мальчишек.
    • «Рождественские повести» (1843-1846) — сборник произведений, посвящённых теме Рождества и рождественских праздников. Самой известной считает история скупого предпринимателя Скруджа, который того, как его посетили три рождественских духа, решает на старости лет переосмыслить свои взгляды на мир.
    • «Большие надежды» (1861) — ещё одна книга о нелёгкой жизни сироты, которому выпал шанс войти в высшее общество. Наглядно продемонстрировано, что из себя в то время представляла жизнь юного подмастерья и обучение в частной мужской школе джентльменов. Также в наличии недобрые аристократы и несчастная любовь.

Музыка

  • Within Temptation — Frozen. По сюжету действие клипа происходит в Викторианской эпохе и повествует о деспотичном главе семейства, который бьет свою жену и дочь, а также любит злоупотреблять алкоголем. В итоге, под его воздействием, он насилует собственную дочь, за что жена подсыпала ему яд в кофе. К сожалению, ей за это пришлось отправиться на эшафот.
  • Би-2 — «Бог Проклятых». Действие клипа явно происходит в деревне викторианской эпохи. У семьи рождается мальчик с обезображенным лицом, что по тем временам считалось страшнейшим позором и знамением того, что его родители прокляты. Отец вначале хочет убить его, однако в итоге служанка отправляет его в корзинке по реке, подобно Моисею. Выросший мальчик старается быть добрым, ладит с животными, однако окружающие люди сторонятся и травят его по причине его уродства. В итоге, когда издевательства достигают пика, Бог использует мальчика в качестве орудия возмездия религиозным лицемерам, которые позабыли про его заповеди.

Кино

  • «Человек-слон» Дэвида Линча 1980 г. — фильм о жившем в викторианскую эпоху Джозефе Меррике, у которого из-за редкой генетической болезни развились чудовищные деформации тела, за что он и получил прозвище Человек-слон. Чуть позже он стал пациентом врача Фредерика Тривза, который заметил в нем развитую и способную к обучению личность, а не просто циркового урода, и взял его под свою опеку. Сами фильм был снят на основе мемуаров Тривза и в нем как раз поднимается отношение к людям вроде Джозефа Меррика в викторианскую эпоху.

Телесериалы

Мультфильмы

  • «Труп невесты» Тима Бёртона 2005 г. — действие мультфильма происходит в небольшом сельском городке времен викторианской Англии. И, что характерно, практически все действующие живые персонажи, кроме главного героя и его невесты, показаны крайне негативно, как жадные, корыстные и чопорные снобы, да и окружающая действительно выставлена крайне серо и непривлекательно. В то время, как Мир Мертвых в мультфильме яркий, красочный и веселый, посему он нравится главному герою Виктору гораздо больше, нежели его унылая викторианская жизнь.

Комиксы

  • «Из ада» или «Из Ада. Мелодрама в шестнадцати актах» Алана Мура, проиллюстрированный Эдди Кэмпбеллом — графический роман, являющийся интерпретацией истории о Джеке Потрошителе. В самом романе много внимания в первую очередь уделено критике социальных аспектов общества викторианской Англии, присутствуют масоны и упомянутый выше человек-слон Джозеф Меррик, а сам Джек Потрошитель действовал по приказу королевы Виктории.
  • «Лига выдающихся джентльменов» от того же Алана Мура — этакий вариант викторианских «Мстителей», то есть кроссовер с самыми популярными героями той эпохи: Алланом Квотермейном, Миной Мюррей из «Дракулы», Капитаном Немо, Джекилом и Хайдом который также является ещё и Джеком Потрошителем, человеком-невидимкой Хоули Гриффином, которые борются против Фу Манчу, профессора Мориарти, Джона Картера и марсианских захватчиков из романа Уэллса. И всё это в фирменном авторском стиле Мура с критикой социальных устоев и превращением действующих положительных персонажей в антигероев. Слоган «Британская империя всегда испытывала затруднения в том, чтобы различать своих героев и своих чудовищ» отлично отражает суть произведения.

Аниме и манга

  • Moriarty the Patriot — очередная вольная адаптация Холмсианы, на этот раз в виде манги, но на этот раз от лица профессора Мориарти, который здесь является главным героем и, внезапно, борцом с жестокой классовой системой Викторианской Англии. Именно движимый столь благородными целями, он вместе со своими братьями становится консультантом преступности.
  • Steamboy — несмотря на обилие стимпанковых элементов, основной сеттинг практически до мелочей копирует Викторианскую Эпоху. И хотя на дворе по местному календарю стоит 1862 год, эстетикой и общим развитием за исключением стимпанкового шизотеха мир ближе к 1880м: белоснежные до-дредноутные линкоры, торпедные катера, дамы в кринолинах и благородные джентельмены в фраках с цилиндрами. Тема британской колониальной политики, возникновения первых промышленных магнатов и колониализма раскрыта полностью. Да что уж там, тут сама Королева Виктория присутствует во многих сценах.

Настольные игры

  • Call of Cthulhu — подлинейка Cthulhu by Gaslight, действие которой происходит в 1890-ые годы в викторианском Лондоне. Разработчики из Chaosium довольно сильно постарались передать дух тогдашней эпохи, включая даже огромную таблицу цен на самые разные предметы быта того времени.
  • Vampire: The Masquerade — поздней викторианской эпохе (~1888-1899) посвящена подлинейка Victorian Age: Vampire. Основное внимание уделено непосредственно викторианскому Лондону со всеми его атрибутами, но частично затрагиваются и другие регионы Британской империи, и континентальная Европа, и США.
    • Клан Цимисхов основан на традиционной эстетике викторианского готического вампира-«Дракулы» (древнего порочного аристократа из Восточной Европы), смешанной с лавкрафтианскими чужеродными чудовищами и большим количеством славянского фольклора. Имя одного из знаковых персонажей клана, Ламбаха Рутвена, непосредственно отсылает к вышеупомянутому герою романа Полидори.

Видеоигры

  • Anno 1800 — как и везде в серии, дата из названия означает только «стартовую точку». Присутствуют все атрибуты эпохи: стремительная индустриализация, дикий капитализм, колонизация местного аналога Африки, исследование Арктики и многое другое. Можно даже построить Всемирную выставку!
  • The Order: 1886 — action-adventure в альтернативной викторианской с элементами стимпанка, фэнтези, мифологии и научной фантастики. В наличии Орден рыцарей Круглого стола короля Артура, которые благодаря особой субстанции под названием «Чёрная вода» не стареют и быстро залечивают свои раны и которые борются против мутантов со звериными чертами. Так же в игре присутствует маркиз Лафайет и Никола Тесла, благодаря которому рыцари Круглого стола вооружены электро-оружием.
  • Amnesia: A Machine for Pigs — действие игры происходит в новогоднюю ночь с 31 декабря 1899 года на 1 января 1900. В несколько гротескном (и все же довольно пугающем) виде показаны основные атрибуты викторианской эпохи, начиная от безумной науки и заканчивая диким антагонизмом между верхами и низами общества (что играет важную роль в сюжете). А еще главный герой предвидел кровавый и жестокий финал этого периода, чего его разум не вынес.
  • Assassin’s Creed: Syndicate — действите происходит в викторианском Лондоне 1868 года, в самый расцвет эпохи со всеми ее атрибутами: безумными изобретателями (в числе которых, кстати, Александр Белл), политическими дрязгами, знатными аристократами и алчными богачами с одной стороны и прозябающими в грязи и нищете жителями Ист-Энда с другой. Одно из DLC, действие которого происходит в 1888 году в Уайтчепеле, посвящено Джеку Потрошителю.
  • Victoria (серия глобальных стратегий от Paradox Interactive). Игроку необходимо провести своё государство как раз через эту эпоху (а точнее, с 1836 по 1936 год). В начале игры большинство населения трудится в деревнях в условиях натурального хозяйства, а власть принадлежит аристократической элите. В процессе открываются новые технологии и методы производства. Технический прогресс ведёт за собой социальный — всё большую силы начинают обретать промышленники, а затем и разросшийся пролетариат. Главной задачей игрока является не отстать от других стран в развитии и не дать социальным потрясениям погубить свою страну.

Визуальные новеллы

  • The Great Ace Attorney Chronicles — Дилогия детективных визуальных новелл, приквел основной серии Ace Attorney, посвящённый японскому предку Феникса Райта, Наруходо Рюноске. Сюжет игр разворачивается в стереотипном Лондоне Викторианской эпохи, куда по обмену приезжает Рюноске. Тут даже Шерлок Холмс есть (правда, не в совсем привычном нам образе), и сама королева Виктория.

Где встречается в виде стилизации

Литература

  • Дэвид Гэммел, «Риганты» — в последних двух книгах Варлия представляет собой гибрид викторианской эпохи с более ранней. От викторианской эпохи здесь, собственно, весьма строгие нравы и идущая полным ходом индустриализация, хотя электричества, телеграфа или поездов тут пока что нет.

Видеоигры

  • Arcanum: Of Steamworks and Magick Obscura — редкий случай «стандартного фэнтези с эльфами, гномами и орками» в антураже Прекрасной эпохи. Как и в реальном мире, это время предстает эпохой перемен — разве что здесь в прошлое постепенно уходят не только сами старые порядки, но и неразрывно связанные с ними заклинатели.
  • Bioshock: Infinite — деконструкция Прекрасной эпохи как суб-сеттинга сабжа. Присутствует специфическая эстетика, безумная наука (само действие происходит в воздушном городе Колумбия), социальное расслоение, расизм, религиозность, ханжество и левые радикалы.
  • Bloodborne — в отличие от других игр From Software, здесь местом действия выступают не руины средневеково-фэнтезийного мира, а город Ярнам, явно вдохновленный викторианским Лондоном и эстетикой готического хоррора той эпохи — мистика, сожительствующая с наукой, кровососущие чудовища, оборотни и противостоящие им охотники с причудливым арсеналом. Все это густо смешано с эстетикой лавкрафтианы.

Примечания

  1. Куда большее значение имела религия и подданство. Случались отдельные эксцессы, например, немецкие захватчики на землях сначала полабских славян, а потом пруссов в XI—XIII веках распространяли точку зрения, что славяне происходят от Хама и, следовательно, обречены быть рабами; тем не менее, онемечившиеся и крестившиеся славяне могли занимать высочайшие посты в немецких землях, хороший пример — w: Мекленбургский дом, происходивший от князя ободричей Никлота. А теперь представьте, как в Викторианскую эпоху отнеслись бы к герцогу, королю или президенту-негру, будь он хоть трижды выходцем из своей племенной знати.
  2. Даже прославленный гуманист Авраам Линкольн, вошедший в историю как борец с рабством, совершенно открыто и без сомнений говорил о невозможности достичь полного равноправия для чернокожих жителей США, ввиду их заведомо меньшей природной одаренности.
  3. Именно поэтому фузейные пули в армиях эпохи линейного строя били так неточно: они отливались заведомо меньше калибра ружей, чтобы ни в каком стволе точно не застряли, поэтому разгонялись в стволе непредсказуемо плохо. А в гражданских охотничьих ружьях пули отливались самим владельцем точно под свой калибр, поэтому били значительно точнее.
  4. Точнее, перехватывает его у Испании, стремительно теряющей свои завоевания по земному шару.
  5. Термин введён британским офицером Артуром Конноли и популяризирован писателем Редьярдом Киплингом
  6. Пентархия, или „европейский концерт“ — пять великих держав, сложившихся в Европе в XVIII веке и закрепивших свой статус на Венском конгрессе: Россия, Великобритания, Франция, Австрия и Пруссия.
  7. Здесь также стоит упомянуть и то, что большая часть мифов о более ранних эпохах из разряда «В Средневековье секса не было» произошла как раз из-за экстраполяции викторианской морали вглубь истории.
  8. Для понимания градуса неадекватности тогдашнего общества — руки и ноги именовались исключительно словом «конечность», а предложить даме за обедом куриную ножку считалось неприличным.
  9. Тем более, что препараты, которые сейчас считаются наркотиками, на тот момент были легальны или почти легальны. Как говорится, «Героин, кокаин, опиум — мы называли это медициной!» (тот же героин рекламировался как не вызывающая привыкания замена морфия).
  10. Лордам и месье ведь хотелось быть убежденным в аутентичности и подлинности разграбленных древностей, купленных из рук мародёров, в эту милую эпоху разматывание мумии от бинтов перед спиритическим сеансом после ужина или же установка в особняке подлинной древней греческой или египетской колонны считались не вандализмом и мародёрством, а тонким утонченным и художественным вкусом.