Копипаста на доработке у участника ColonelBlitz Данный текст был скопирован из другого ресурса и помещен в личное пространство участника с целью последующего переписывания. Согласно правилу WT:НЕКОПИПАСТА, эта страница должна быть полностью изолирована от основного пространства и будет возвращена туда только после полного рерайта.
Сабж в представлении Гелия Коржева
Нет, речь не обязательно о странах бывшего соцлагеря[1]. Это просто эстетика, довольно распространённая в последнее время — по-своему уютной, но липкой и давящей жути и безысходности в подчёркнуто бытовых декорациях.
…Парк возле дома, заброшенная площадка из детства, облюбованная для недетских игр местной шпаной. Бродящие по безрадостному ландшафту собаки, похожие на волков на одичавших аллеях. Вспыхивающие в темноте яркие пятна — глаза хищника? Автомобиль полицейских-отморозков? Или нечто, о чём вообще лучше не задумываться? И никто не узнает, почему именно наивная голубоглазая девушка не пришла домой и связано ли её исчезновение с загоревшимися нехорошим голубым блеском глазами (так были же зелёные вроде?) у брошенной на скамейке куклы и резко расплодившимися слухами о нечистой силе.
…Ночные улицы, освещённые тусклыми фонарями. Вокруг ни одного прохожего, только на лавочке лежит какой-то мужик: никак местный алкаш. Стоп, это что у него такое тёмное на кофте, кровь?! Нет, наверное, это просто свет так падает.
…Знакомый ещё с детства кондитерский магазин, там до сих пор стоит та же самая толстая кассирша и продаёт тот же самый лимонад и пирожные, которые тогда казались самыми вкусными на свете. Вот только… прошло уже больше тридцати лет, а кассирша, кажется, с тех пор вообще не постарела ни на один день. Магазин, похоже, работает круглосуточно (когда она вообще спит?), но в тёмное время суток тебе почему-то неуютно даже проходить мимо. Пирожные и лимонад ты с возрастом тоже как-то разлюбил, и лучше даже не задумываться, из чего они вообще сделаны, и что придавало им такой вкус (хорошо, если только пищевые добавки).
…Телевизор, показывающий всё один и тот же мультик. Или программу. Или фильм о дремучем лесе — вроде как позорно малобюджетный, но с неожиданно хорошими спецэффектами и реалистичными костюмами. Сначала бегали обычные звери, но постепенно стали попадаться некоторые на задних лапах, появились какие-то странные избушки — там, где по определению не должно быть людей. Значит, всё-таки сказка. Только артисты странноватые. Например, у этой ведьмы лицо слишком уж напоминает пропавшую пару лет назад девочку… а, нет, у той был не такой длинный нос и выступающая челюсть… чёрт, это вообще лисья морда. А почему канал не переключается? Что значит — это окно?…
Элементы магического реализма или даже сюрреализма. Часто действуют не сами по себе, а подчёркивают, насколько ужасно состояние мира, или служат контрастом с поведением людей. Или вообще являются метафорой
В связи с этим часто появляются антропоморфные животные, просто так или как метафора. Антропоморфность и разнообразие видов варьируются
…Хотя не всегда понятно, о реальности (ну, по меркам этого сеттинга) или о вымысле идёт речь
Акцент на разновидности зла — высокое, масштабное и, как правило, сверхъестественное против приземлённого, мелкого и бытового. Взаимодействуют в разных видах — могут противостоять (а за кого болеть, непонятно), могут скорешиться. В более сложных вариантах одно может оттенять другое или служить его выражением (например, магия как метафора социальных проблем; сюрреализм, отображающий гниение душ — либо, напротив, тёмные маги, ведущие себя как обычные гопники — нет никакого очарования даже в самом красивом зле). Или вообще могут сплетаться, перемешиваться
Обязателен упор на то, что всё происходящее может разворачиваться прямо под носом аудитории, в соседней квартире или за окном. Главный источник страха и драмы и главный инструмент, позволяющий донести мораль наиболее доходчиво
Частое обращение к социальным проблемам, иногда вневременным, а иногда привязанным к конкретному времени и месту
Отсылки к национальной культуре, фольклору, понятные только жителям страны. Либо, наоборот, полная эклектика и условность сеттинга
Главный герой, как правило, выделяется из своего окружения в лучшую сторону или хотя бы отстранённо воспринимает его пороки, стремится вырваться. Единственный нормальный человек или даже романтический герой. Хотя может ненавидеть всех. Или происходящее передано только его глазами.
Во многом наследует традиции русского хоррора девятнадцатого-начала двадцатого века, в частности Гоголю, но только с переносом всей чертовщины в условно наши дни или недалёкое прошлое (реже будущее).
Неуютная или откровенно мрачная эстетика запустения, гниения, безысходности. Дома заброшенные или заселённые так, что лучше бы пустовали, города — бесприютные и тёмные, природа — неприветливая и хилая, либо, напротив, с мертвенным величием
Отсюда же часто чёрно-белая или просто грязная, искажённая палитра
К элементам фона часто относятся панельные многоэтажки, грязные изуродованные вещи, предметы быта и особенно детские игрушки, часто с приметами конкретного времени, а также мусор. Возможна привязка к какому-либо празднику — ну, как празднику…
Из монстров кроме традиционных демонов и нежити встречаются и Чу-Чу, но не столько лавкрафтовские существа из слизи и тентаклей или какие-нибудь гигантские существа, сколько что-то более локальное и обыденное, но в то же время более непонятное. Скелет из прикреплённой картинки или Палочник — хорошие примеры.
Имеет много общего с обыденным кошмаром. Но здесь кошмар далеко не всегда обыденный и проявляется ярче. Что-то вроде помеси обыденного кошмара и магического реализма — жуть часто или не объясняется вообще, или носит нравоучительный характер, или связана с душами людей (например, материализация тёмных желаний или внешнее отображение пороков и страхов). Часто наиболее буквальное и внешнее проявление басни, доходящее до гротеска, особенно если басня сама по себе не очень. Также с большой натяжкой можно считать одним из продолжений цепи «Готика -> Вселенский ужас -> Слешер».
Немного истории
Есть спорное мнение, что в Восточной Европе не умеют пугать. Но это, мягко говоря, не так: славянская нечисть в плане разнообразия и жути легко может потягаться и с европейской, и с азиатской. Просто в силу разницы менталитетов нагонять жуть она предпочитает иначе. В начале XlX века русский страшный рассказ развивался в русле европейского романтизма, однако ближе к середине века сложилась крепкая школа реализма, да и в нечисть стали верить всё меньше, а голода и войн всё больше боялись. В советское время жанр ужасов был под негласным запретом, режиссёры находили выход, снимая очень жуткие реалистичные картины. Но душа мистики просит, так и родилась в перестроечном кино новая эстетика.
Пьеса «Мамапапасынсобака». Сюрреалистичная игра маленьких детей, насмотревшихся на повседневные ужасы, в «граждан разрушенной страны», причём дети настолько сжились со своими ролями, что не всегда понятно, где разделяются игра и жизнь.
Стихотворение Бродского «К А. П. Чехову», передающий атмосферу самого Чехова, иногда тоже слегка клонящуюся к тропу.
Ранее (да и более позднее) творчество Виктора Пелевина собственно про это. «Проблема верволка в средней полосе», «Принц Госплана», «Жизнь насекомых» и т. д., где перестроечная реальность сочетается с совершенно потусторонним. Но больше всего этим характерен невыносимо мрачный рассказ «Спи».
В серии русского хоррора «Самая Страшная Книга» без этого, конечно, никак. Особенно характерны произведения Ивана Белова, Дмитрия Тихонова, Олега Кожина, Александра Подольского и Максима Кабира. Педаль же в пол давит Герман Шендеров (публикуется в основном на Мракопедии).
Публиковавшаяся там же Дарья Бобылёва потянет на зачётную инверсию, а то и полноценную субверсию. Все компоненты добротной постсоветской хтони вроде бы в наличии — но каким же удивительным уютом она часто веет, не переставая при этом быть хтонью! Короче, временами так и тянет остаться среди великолепия и чудес.
Наконец, на Мракопедии эту эстетику часто пародируют истории Таинственного Абрикоса.
Частично «Дом, в котором» Мариам Петросян — задаёт отличительные особенности атмосферы, хотя на тормозах. Эстетика демонстрирует жестокость и чуждость внешнего мира для главных героев и то, как отделённость от него деформирует их психику и мировоззрение.
Михаил Елизаров — да почти всё его литературное творчество. Пропитанная кладбищенской тематикой и в самом прямом смысле хтонью «Земля», похождения советского гопника, превращающиеся в сюрреалистический кошмар («Мультики»), мерзковато-потусторонние «Ногти» с темой инвалидности и детских травм и эссе «Бурратинни», в котором привычные сюжеты детских сказок превращаются в натуральный вывих мозга.
Евгения Некрасова, «Калечина-Малечина» — о том, как усталость от чернушной жизни и желание отомстить материализовались в воображаемого (или не очень) монстра.
Серия книг Татьяны Мастрюковой «Болотница», «Приоткрытая дверь», «Тихие гости». Согласно посту из официальной группы ВК, главный ужас заключается в том, что через обычную жизнь проглядывает жуть и неправильность, с которой невозможно смириться.
Андрей Саломатов любит эту эстетику:
Повесть «Г.» — обычный постсоветский город, только небо стало зелёным, люди пропали, оставшиеся прорастают грибами, а диктор в телевизоре — резиновый зомби. Однако пробуждение главгероя в психушке нравится ему ещё меньше.
«Девушка в белом с огромной собакой» — ночные похождения двух алкашей заканчиваются их встречей с загадочной девушкой в белом платье…
«Кокаиновый сад» — в милицию попадает некий сумасшедший, утверждающий, что вырастил у себя на участке кокаиновый сад. Сержант милиции Тимохин хочет во всём разобраться и, если это правда, избавиться от зловредного растения. Но всё оказывается не так просто…
Макс Далин, «Рукопись, найденная под прилавком» — про нелёгкую жизнь продавца книг в метро: то из бульварных детективов вытекает кровь и вылезают маньяки, то встречаются гномы, упыри и ходячие мертвецы, а туннели метро вообще ведут в параллельные миры… А может быть, у героя просто подтекает крыша.
Эдуард Успенский, «Красная рука, чёрная простыня, зелёные пальцы» — в Москве начала девяностых молодой милиционер-практикант расследует убийства, совершённые монстрами из пионерского фольклора.
Андрей Столяров, «Детский мир» — аналогично: на улицах города исчезают дети, оживают детские страшилки из пионерского фольклора, и всё это как-то связано с магазином «Детский мир»…
Алексей Сальников, «Петровы в гриппе и вокруг него». Довольно трудно определить, где в романе действие уже переходит в полноценный магический реализм, а где остаётся болезненным бредом, развившимся на фоне гриппа.
Евгений Долматович, «Королева» — психоделический трип главного героя в Феодосию, напополам с эстетикой декаданса. Странная женщина, которая сдаёт квартиру в обмен на захватывающую историю, художник-наркоман, который, по слухам, проиграл душу в карты, исчезновения людей, городские легенды про нечистую силу, странные огни и голоса в темноте, и на закуску — заброшенный театр «Дама червей», где по ночам даёт представление Королева — загадочная танцовщица с врождённым уродством внешности. Намёки на мистику раскиданы по всему тексту, причём, что характерно, ничего принципиально необъяснимого за весь рассказ так и не случилось.
Владимир Сорокин периодически пускается в заигрывания с этой эстетикой. Особенно ярко это проявляется в Ледяной трилогии. Фильм же Ильи Хржановского «4» по сценарию Сорокина и вовсе давит педаль в пол.
Алексей Иванов, дилогия о дэнджерологах — «Псоглавцы» и «Коммьюнити». В «Пищеблоке» действие происходит ещё в СССР, но эстетика разваливающегося совка уже задействована по полной.
«Чёрная топь» и «Комбинат» Юрия Нестеренко.
Дмитрий Титов, «Тайна деревни» — обычная деревушка с дедами да бабами, только в ней поселилась нечисть в виде упыря председателя, буквально.
Юрий Бурносов — «Чудовищ нет», особенно сюжетная линия в современности. Обычная такая история из жизни современных подростков… которые немножко ввязались в Маскараддемонов… Эпизод, когда в холодильнике местного начальника милиции, он же Пах, князь собак, обнаруживаются человеческие пальцы, глаза и прочее гуро, потянет на квинтэссенцию тропа.
Александр Пелевин, «Покров-17» — триллер про загадочную аномалию вокруг закрытого городка, из которого разбегаются мутанты, постепенно переплетающийся с событиями боёв за эти края в войну.
Игорь Лесин, «23» — приключения молодого балбеса-лузера, списанного автором с себя, в Киеве 2000-х, где он оказывается жертвой мистических сил. Проклятие, нумерология, вещие сны, зловещая чёрная Волга и помощь портрета Ленина… Корявый стиль графомана и нелепый сюжет с лихвой искупаются десятками хоррор-сценами, которые автор видел в кино, неожиданной концовкой и колоритнейшим описанием столицы Украины.
Михаил Сельдемешев, «Черный оазис» — по мотивам одноименной игры (см. ниже). Работа неизвестного маньяка на фоне обычного российского городка оборачивается следствием тайных магических экспериментов КГБ. Египетская мифология, убийства, мистика, гипноз, а также совершенно эпизодические маньяки-наркоманы-бандиты-менты.
Что интересно, у жанра были предшественники в рамках собственно советской литературы:
Частично сказки Каверина, основная жуть которых заключается именно в том, что страшные и мистические события и даже откровенный сюрреализм (оживший кусок неба, посещающий уроки музыки) органично вплетаются в обычную серую повседневность и могут происходить даже в соседней квартире. Сосед может оказаться колдуном, приторговывающим жуткими зельями, а в соседнем дворе скрываться портал в фашистскую сказочную страну.
Здесь скорее инверсия тропа — в сказках Каверина атмосфера светлая: чудеса есть и много, а хтони нет. Мир красив и уютен, а на каждого злого волшебника или иную опасную сущность непременно найдётся если не добрый чародей, то хотя бы достаточно сильный простой человек. Добро в этом мире преобладает. Это чувствуется даже в «Верлиоке» — по-настоящему готическом произведении автора. В целом сказочные повести Каверина неуловимо напоминают малые произведения Толкина.
«Тяпкин и Лёша» — одинокий ребёнок завёл воображаемого друга (магическое антропоморфное существо, что-то вроде лешего или эльфа, но выглядит и ведёт себя как самый обычный мальчик-сосед), а тот неожиданно оказался реальным и тоже неблагополучным. Но самое неприятное началось, когда протагонистка стала осознавать, что родители больше любят воображаемого друга.
В некоторых рассказах Юрия Коваля нет-нет, да повеет чем-то таким. А в позднесоветском пергаменте «Суер-Выер» ещё больше, особенно глава, где герои встречаются со следователями по допросам мертвецов, там хтонь во все поля.
И даже в более ранней:
Частично даже «Мёртвые души» — под видом обычной России с реалистично-чернушной мерзостью скрывается самый настоящий Ад, из которого она должна возродиться вместе с главным героем. Причём не только метафорический: в обыденные и по-своему уютные картинки и события вкрадываются незаметные неправильности, например, хаотично меняющиеся времена года. И персонажи тоже довольно сюрреалистичные, до лёгкой жути. А по ходу сюжета сеттинг вообще становится всё более и более условным, уступая место идее русской «Божественной комедии».
Сетевая
«Опольцевский» цикл Олега Новгородова.
Илья Гутман, «Детектив Эдуард Ларан» — мрачное городское фэнтези в духе Гарри Дрездена в российских реалиях.
Абсолютное большинство историй, написанных участниками Мракопедии: большинство авторов живут в постсоветских странах и работают на знакомом в реальной жизни материале. Перечислять их, пожалуй, даже нет смысла: проще перечислить те, которые не про это.
Этим часто отдают размещённые в Сети тексты шизофреников и людей с другими психическими заболеваниями, например, знаменитые копипасты «Задолбанка в пуповину» и «Долгопрудненский узел связи» (про пенсионерку Любимчикову), а также творчество с сайта Mindless Art Group.
«Большой дом» — лавкрафтианско-герметический оккультный ремейк «Троих из Простоквашино» в позднесоветском сеттинге. Производственная черная магия и промышленная демонология в комплекте.
«Город Зеро» — концентрированный образец почти всех признаков, и действительно самый что ни на есть ПОСТсоветский (и посвящён именно Перестройке), хотя снят ещё в Советском Союзе.
«Прикосновение» — практически кодификатор. Многие отмечают, что обыденность советского быта на контрасте с происходящим придаёт фильму особую инфернальность.
«Гонгофер» — казак Колька Смагин и его дядька мотаются по инфернальной Москве 1990-х в поисках ведьмы, похитившей Колькины глаза, а попутно сталкиваются с зомби, чертями и демоническим кабаном Гонгофером.
«Савой» — еще один фильм от сценаристов Луцика-Саморядова. Банальный криминальный фильм про бывшего раба в Средней Азии начинает казаться фэнтези про попаданца, при том в полностью советских реалиях. И если фильм еще не отрывается от земли, то первоисточник-сценарий по части сюрреализма просто выжимает педаль в пол.
«Семья вурдалаков» по мотивам повести А. К. Толстого выигрывает у всех зарубежных экранизаций туманной атмосферой сугубо русской глубинки, будто застывшей во времени (ради экономии режиссёры перенесли действие с Балкан в Россию начала 1990-х, но от «современности» там всего несколько «московских» сцен).
«Папа, умер дед Мороз» Евгения Юфита по ОЧЕНЬ отдалённым мотивам все той же повести Толстого (впрочем, таково всё творчество Юфита и некрореалистов). Пригородные электрички наполнены бесцветными пассажирами, похожими на зомби, дегенеративные жители деревни проводят дикие и мерзкие обряды, а по лесам бесцельно бродят зловещие мужчины в деловых костюмах.
В меньшей степени «Турбаза Волчья», там ещё советская хтонь, несмотря на творящуюся жуть — концовка оптимистическая.
«Путь Самоделкина» 2009 года по одноимённому тексту Павла Пепперштейна и Сергея Ануфриева — что характерно, в эпизодической роли даже снялся Дэвид Линч.
«Петровы в гриппе» Кирилла Серебренникова — экранизация получилась ещё более загадочной и психоделичной, чем первоисточник.
«Богиня: как я полюбила» Ренаты Литвиновой.
Youtube видео iaI1U02GPHM
Короткометражка «Обед» Вадима Климова — экранизация одного из текстов шизофреников (см. выше), концентрация эстетики зашкаливает.
«Русалка» (2007) — сюрреалистическая и чернушная современная версия классической сказки, где реализм и магия сплелись настолько, что становится откровенно не по себе. На фоне мистики продолжается обычная и даже бытовушная жизнь обычных людей. Даже несмотря на дар протагонистки, не всегда полностью ей подвластный.
Фильмы Яна Шванкмайера:
Самый известный. «Сон Алёнки» — версия «Алисы в стране чудес», только главная героиня сбегает в волшебный мир вслед за ожившим с тоски кроличьим чучелом в её доме. Несмотря на бытовой антураж, безумнее оригинала. В нём волшебное путешествие больше похоже на бред, а идиллическая «настоящая» жизнь с сестрой оказывается игрой. Все чудеса искусственны, а сама волшебная страна проникнута атмосферой неестественности, неправильности и корявой, неодушевлённой «жизни» того, что на самом деле мертво и даже по определению должно быть таким.
«Бармаглот» — о том, как порочное общество уродует детей.
«Черный альпинист» — эстонский хоррор о том, как кучка эстонских туристов застряла в 1989 г. в сибирском глухом углу Бурятск, нашпигованном мистикой. Духи, видения, сумасшедшие аборигены, морг в сарае, самогон для дезинфекции и прочая дикая клюква соответствуют качеству задумки.
На сериальное воплощение эстетики в 90-е немало повлиял «Твин Пикс» — искажённые традиционные образы и душный быт в наличии. И загадочное преступление, при расследовании которого внезапно оказывается, что всё очень плохо, и начинает проступать самая откровенная чертовщина.
«Тайный знак» — о поисках серийного убийцы и секте в провинциальном городке начала двухтысячных, попытка перенести на российскую почву жанр молодёжного ужастика.
«Топи» — хтонь здесь присутствует как вполне бытовая, так и в виде отсылки к русскому фольклору. Так, река и мост отсылают к реке Смородине и Калинову мосту, сами Топи окружены лесом. Баба Нюра — местная Баба-Яга: именно она кормит, поит, в бане моет и спать укладывает. И как тут не вспомнить про Ивана-Царевича!
«Дело о мёртвых душах» — очень похоже на российскую версию верхнего примера. Только с гораздо большим градусом сюрреализма, при котором происходящее становится неотличимо от сна.
Многие мультфильмы Ивана Максимова, в наибольшей степени «Вне игры» и «Провинциальная школа», чуть в меньшей — «Дополнительные возможности Пятачка». Замаскированная под мрачные и причудливые, но мультяшно-простые сказки чернуха о жизни людей с вполне человеческими проблемами.
«Клиника» 1993 года Александра Бубнова[2] — психоделический хоррор в духе «Лестницы Иакова». Главному герою снятся ночные кошмары, в которых его преследуют жуткие врачи из клиники: стоматолог-лангольер, медсестра-вампирша из пункта сдачи крови и др.
«Мор (Утопия)» — действие происходит в неком безымянном Городе, стоящем на реке Горхон. Архитектура Города представляет собкой некую смесь из западноевропейского Средневековья, эстетики предреволюционной эпохи и СССР времён НЭПа и частично сталинскойэпохи. Жуткие детские игры, наркотики, особо мрачный травяной самогон, таящая ужасы древняя степь и выходцы из неё, эпидемия, бандиты и мародеры — чистейший образец тропа.
«Бумеранг» (2006) — аналогично: крупный мегаполис середины нулевых, бандитские разборки, и посреди этого — деревенская ведьма, культы вуду и ожившие мертвецы (в том числе — целый отряд нацистских солдат-зомби).
«Братья Пилоты 3D: Дело об огородных вредителях» — если предыдущие игры в серии были исключительно позитивными и комедийными, то в эту решили добавить элементы сабжа: таинственный Человек в Чёрном, который строит козни героям, мрачное Братство Дедов Морозов, где они летом спят в криокамерах, провинциальная гадалка, древнеегипетская мистика… Получилось не очень, и в следующих играх от этого отказались.
«Чёрный Оазис» — провинциальный город Черноозёрск захлестнула волна убийств; из-за маньяка, прозванного Палачом, жителей города эвакуируют, и город превратился в полузаброшенный постсоветский Сайлент Хилл. В то же время главный герой приходит в себя в морге в абсолютно пустом здании больницы в этом самом городе и пытается выяснить, кто он и как там оказался… Вишенка на торте: здание опустело недавно. После посещения его Палачом…
«Петька-6. Новая реальность» — очередная часть «Петьки» решила спародировать «Ночной дозор». В итоге действие происходит в мегаполисе, в котором ночью на улицах живет сплошь нечисть: вампиры, мутанты, зомби, мумии и т. п., а постсоветские реалии тесно переплетены с мистикой (как вам, скажем, горгульи на крыше многоэтажки?). Днем город занят людьми, но странностей ничуть не меньше…
В такой эстетике (с переносом в Америку) частично выдержана франшиза «Five Nights at Freddy’s» — зловещий уют, болезненная ностальгия, жуткое злодеяние на преувеличенно милом праздничном фоне… А также примером даже в большей степени можно назвать книги, где оказывается, что настоящее зло всё это время исходило от людей, а вовсе не от несчастных железяк.
«Дом русалок» — мистический point-and-click с элементами новеллы и хоррора, в котором основное действие происходит в провинциальном российском городе девяностых.
Militsioner — симулятор побега от гигантского милиционера из города, где все тебя не любят.
Ядерный Титбит — неведомая фигня, творящаяся в пейзажах Санкт-Петербурга начала нулевых.
Darkwood — хоть история и происходит в социалистической Польше, разработчики вдохновлялись Лемом, Стругацкими и славянским фольклором, потому стилистика выкручена на максимум.
«Afterfall: InSanity» — из бункера-убежища размеров с целый город, в котором откуда-то взялись жуткие мутанты, в населенный каннибалами город-декорацию, а оттуда — на поверхность, где происходит что-то уже откровенно мистическое.
«Bad Dream: Coma» — в принципе, хтонь не постсоветская, но по стилистике вполне себе подходит под троп. Point-and-click квест, в котором игроку предстоит отыскать Смерть и уговорить её (его?) вернуться в мир.
«Зайчик» — визуальный роман по одноимённому рассказу из Мракопедии. По характеристике одного из фанатских обзоров, похоже на «Оно» в реалиях русских девяностых. Напоминает популярные среди детей страшилки. Присутствуют абсолютно необъяснимые хтонические звери[3].
Когда отечественные игроки водят Vampire: The Masquerade и другие игры по Миру Тьмы, и местом действия выбирают Россию, то зачастую получается именно этот троп, только от лица чудовищ.
«Сметана Бэнд» и особенно клипы — что нарисованные, что снятые вживую.
Theodor Bastard. Клипы на «Лес» и «Кукушку» показывают именно что троп — слепые странствия по следящему всеми глазами зимнему лесу после пробуждения в разбитой машине, выслеживающие напуганных детей лесные чудовища, сжигание книг и суровые пейзажи Карелии.
Песня «Праздник семьи» группы «Твоё нежное безумие» и клип на неё, где ненавистная семья протагониста изображена в виде жутких антропоморфных животных, будто сошедших с гротескных иллюстраций к басням, а нормальная, о которой он мечтает — как люди.
IC3PEAK. Педаль в пол давит «Сказка», где собственно сказочный сюжет (спасение пленницы от ведьмы) перенесён в современность и обрастает откровенно сюрреалистическими деталями.
Часть творчества группы «Казённый Унитаз». Конечно, скорее в юмористическом ключе, но попадают под троп истории про являющихся к допившимся чертей а также гномов с тараканами («Чёрт»), спаивающего народ алкоголем змея Шипу, которого потом ловит наркология («Змей Шипа»), «хранителей помоек», алкомонстров — Сидора Алабая и Сидора Енузая («Сидор Алабай и Сидор Енузай», а также упоминаются сидоры Ури и Лука и вообще сидоры как отдельный вид НЁХ) и поехавшего маньяка Земляка («Земляк»). А атмосфера серой алкобезнадёги здесь показана скорее с горькой и злой иронией.
Их эпигоны «Каловый Завод». Проще и примитивнее — но всё про то же. Туалетная нечисть и зловещие маргиналы выходят на тропу войны.
Михаил Елизаров любит этот троп и в песнях. Яркие образцы — «Гностическая», «Сатанинская», «Рисовали заклинанья» — про колдуньё из хрущёвок. Полностью тропу соответствует песня «Слэшер» — там лирический герой со своим буйным отцом «бухают только древний ужас по Лавкрафту».
Fleur. Ещё больше попадает под троп творчество его участниц после распада. «Сегодня» — весёлая песня от лица самоубийц, «Формалин» про доппельгангера жестоко убитой девушки, пытающегося её копировать и жить её жизнью, «Недостроенный дом» — по атмосфере сродни «Мору» из-за тематики степей и шизоархитектуры, детско-напуганно-весёлая «Карусель». Педаль в пол выжимает зловещая песня-антиутопия «Кислород». Да и вообще, почти всё творчество Флёра и выросших из него коллективов часто смотрится, как хроника едущей крыши.
«Шумные и угрожающие выходки». Адская смесь нинтендокора, рэпа и панк-рока с жёсткими и мрачными текстами. Один из центральных образов творчества — мёртвый ребёнок или животное. «Детская смертность, бей в барабан! Детская смертность снова в цене!».
Oxxxymiron, «Тентакли». Мрачная и абсурдная зарисовка чего-то сродни тропу. Чёрное колдовство в хрущёвке («иконки и пентакли»), мусор и смерть.
Гражданская оборона же! Куда уж без них. Отойдя и от анархо-панковской тематики и от русских прорывов, Летов и компания пели и сочиняли что-то неуловимо напоминающее троп. Всяческие умирающие в мясных избушках души, лезущие из могил червячки и прочие образы и существа из творчества позднего Летова и пугают, и вызывают жалость.
Четыре Позиции Бруно. Сравнительно малоизвестная группа, но образчик тропа ещё с тех времён, когда о нём особенно никто не задумывался. Страшные и сюрреалистические истории, пугающие и надрывно-дёрганой манерой исполнения. Последний альбом «Сакральный Движ» полностью состоит из тропа — побеги от санитаров психбольницы через телепортацию самого себя из одежды, история про обезумевших пассажиров поезда и прочее.
Обоссаный Мутант — занимательный панк-рок коллектив, у которого тема чернушной мистики в родных реалиях доведена до педали асфальт. «Коммунальный сатанизм», «Зомби-мент», «Антихрист-богомол», «Мы лежали в дурке» и прочее как бы намекает
Мозговыносящие «Кобыла и Трупоглазые Жабы», известные больше как авторы весёлого синтезаторного безумия со странными текстами, могут порой выдавать этот троп. Как минимум — альбом «Великое княжество Литовское…» — dungeon-synth с жутковатым звучанием и обложкой в стиле средневековых гравюр, на которой рыцари сражаются с водяным монстрами. Туда же и альбом «Камог Камог» с этими всеми «копыта слышен стук, настигнет тебя клобук». Вне этих двух альбомов — да сколько угодно. «Азиатский способ производства», «Улица советской армии» и «Войшвилло» — самый яркий пример.
Бездна Анального Угнетения. Выжимает педаль хтони в пол, но в юмористическом ключе. Героями песен становятся обычные люди, попавшие в поле зрения чудовищ или в катастрофы — «Голос Овощей» или «Зловещая Тень Дирижабля». Зачастую человек сам становится чудовищем или возвращается не таким («Шишки-телепаты», «Бабушка вернулась из Ада»).
Играющие смесь фолка, грайндкора и краст-панка TSYGUN. Всё как надо, гнетущая неведомая хрень с национальным колоритом, но действие происходит не всегда в условные наши дни (хотя клип на «Болотника» именно про них).
Значительная часть творчества Хаски, но особенно — концептуальный альбом «Хошхоног».
«Кровосток» без этого тропа не «Кровосток».
Склонна к такой эстетике с переносом в Америку и Мелани Мартинез.
Прочее
Мемы «безысходность» — сферический пример в вакууме. Часто доходит даже до сюрреализма.
«Страна грибов: Учебник улыбки». Вся суть шоу, согласно меткому комментарию, в отображении «родной славянской крипоты». Особенно клип «Грибные мелодии. Баллада в ритме Джинс»: мутные солнечные пейзажи в стиле полуденного ужаса, тёмные комнаты контрастируют с ослепляющим светом улицы, тающие силуэты детей, таинственные неразгаданные символы, обычные вещи и события, кажущиеся зловещими. И традиционный упадок, контрастирующий с неестественной жизнерадностностью и простором — сломанные вещи, гниющая прямо в тарелках еда.
По словам зрителей, атмосфера передаёт ностальгию по эпохе, которую ты не застал или которой просто не существует.
Сюда же его преемник «Nanožka_a_ponožek». Эстетика гнили и грязи, мерзкой еды и неухоженности в уютном антураже панельных домов, старой квартиры и милых обоев в цветочек.
«Самосбор» — целая интернет-вселенная, некогда выросшая из треда на сосаче. Суть её в следующем: где-то в альтернативном мире существует Гигахрущёвка (Гигахрущ) — гигантский дом, состоящий из хрущёвок советского типа. Что за её пределами, жильцы не знают, и считается, что покинуть её невозможно. Жильцы живут в целом обычной жизнью, но периодически на их этажи приходит паранормальная хтонь под названием Самосбор, когда они вынуждены баррикадироваться в квартирах. Что это за явление, никто толком не знает, понятно лишь, что в период Самосбора в коридорах между квартирами бродят Чу-Чу, так и норовящие зохавать зазевавшегося жильца, не успевшего спрятаться в квартире. Внутри Гиперхруща существуют НИИ, которые изучают Самосбор, и Ликвидаторы, которые ликвидируют его последствия (а также выполняют функции полиции и исполнительной власти).
Проект Александр Блог. Например, рассказ, «Новогоднее поздравление»: «— Дорогие россияне! — продолжал Президент. — На миру и смерть красна! Эта русская народная поговорка ярко и точно характеризует все то, что предстоит вам в ближайшие дни. Я буду краток: 2022 года не будет. После моего обращения на всей территории Российской Федерации, включая Крым, начнется Кормление личинок Непредставимого Пхы. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что бежать бесполезно.»
ШКЯ также тяготеет к этой эстетике. Педаль настолько продавливает пол, что эстетика доходит до самого настоящего гротеска, а потому перестаёт пугать и начинает смешить. В наибольшей степени это характерно для коротких мультиков с YouTube (кстати, Егор Семёныч, ну что Вы как паук!), в комиксах чуть умереннее и с акцентом на другое (на нелепость персонажей и ситуаций, а не образа жизни в целом).
Youtube видео wdiGjBWQrGo Палочник
Известные крипипасты в этом сеттинге:
«Окна домов» — каждый вечер в одно и то же время все соседи в доме подходят к окнам и глядят… на тебя?
«Палочник» — загадочное существо ползающее по стенам панелек и похожее на гигантского палочника.
Творчество Юлии Литвиновой. Метафоричные картины, обличающие различные пороки (например, «Маленькие птички» — о сексуальном рабстве) или просто смешивающие жизнь с очень жуткой сказкой (например, «Иди сюда, милая»). Осторожно, не для слабонервных, развидеть нельзя!
Работы художницы @inkyami со вплетением сказочных, фольклорных и религиозно-мистических мотивов в городскую повседневность. С довольно жуткой атмосферой приближения неминуемого кошмара.
Некоторые картины Алекса Андреева, хотя в целом стиль больше тянет в противоположную сторону радостного, часто до жути, и светлого, хотя и сюрреалистического будущего… в котором часто нет места для человека и человечности, а проблемы никуда не исчезают. Но есть и примеры этой эстетики тоже.
Борис Грох и его монстры, теряющиеся в безрадостных городских ландшафтах. Некоторые картины, например, призраки сгоревших в лесах животных, обличают даже не пороки, а конкретные поступки людей.
Позднее творчество мэтра соцреализма Гелия Коржева, особенно цикл «Тюрлики», можно считать предтечей тропа и как бы не первопримером.
Агитационные ролики МЧС Магнитошахтинской области. В мозги внедряются акротиды, в лесах на людей нападают оплетаи, в заброшенных домах селятся укромщики, по ночам бродят жердяи (но они не очень опасные)…
История о «группах смерти», как она описывалась в прессе в 2016 году, производила такое впечатление.
Hiroshi Furuyoshi — опять же, японский вариант. Одиночество человека среди вещей, темнота и забвение.
Мультики Няни Линн (The Films of Nanny Lynn): яркие детские анимации, созданные Няней Линн на компьютере Amiga (например, «The Story Of Srebrenica»: о девочке, унесённой ураганом из дома и воспитанной волками) — странные, тоскливые, но по-домашнему тёплые.
Примечания
↑Россия и Восточная Европа стали кодификатором из-за своей многострадальной истории и нелучшей экономической ситуации. По сути троп продолжает Убервальд, только уже от носителей культуры без использования клюквы. А славянских крестьян не пугает обычная нечисть, их больше напугает барин-садист.
↑Между прочим, работавшего над мультфильмом «Остров сокровищ» 1988 года
↑Что интересно, в рассказе они прямо показаны нежитью. Если вспомнить про то какую роль выполняет лес в славянской мифологии, а это либо сам нижний мир, либо его граница, то становится немного яснее. В добавок леший в некоторых быличках похищал детей и женщин, после такого похищения они умирали.
