Убить постмодернистского дракона, или Что нам делать с одним навязшим в зубах тропом
 | Эссе Нижеследующий текст является эссе. Он выражает мнение конкретного автора по данному вопросу и может содержать большое количество оценочных суждений и неоднозначных высказываний. Просим относиться с пониманием. |
Безусловно, один из главных тропов эпохи постмодерна в культуре и один из самых постмодернистских тропов вообще — это «Победитель дракона становится драконом». У нас на ресурсе он представлен в довольно узкопредметных статьях Новая власть не лучше старой, и, собственно, Победитель дракона становится драконом, хотя в целом, по моему мнению, «драконий» сюжет имеет в культуре кучу вариаций и должен быть надтропом, родительским по отношению к ряду более мелких и уточняющих. Суть тропа знает большинство людей, даже не погруженных в троповедение, она в полной мере описывается короткой цитатой Ницше, давшей название тому же тропу на TVTropes:
| « |
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя |
» |
— Фридрих Ницше, «По ту сторону добра и зла».
| ||
Русскоязычному читателю в качестве кодификатора больше известна вьетнамская сказка о драконе.
| « |
В одной местности жил Дракон. Люди каждый месяц должны были платить Дракону непосильную дань и отдавать самую красивую девушку. Но в провинции жили и достойные храбрецы, которые врывались в дворец Дракона и сражались с ним. Многие юноши пытались вступить в сражение с Драконом в его дворце, но... каждый раз на балкон дворца выходил глашатай и провозглашал: "Дракон жив! Победил Дракон!". Прошло много времени... Нашёлся очередной смельчак. Когда его любимую девушку отвели к Дракону, он взял меч и пошёл во дворец. Открыв ворота, он зашёл в огромный зал. Посередине стоял трон, на нём лежал... старый и дряхлый Дракон. Юноша пару раз ткнул его мечом - Дракон издох. Юноша пошёл по длинным коридорам дворца искать невесту... Вдоль стен стояли бесчисленные сундуки набитые золотом и драгоценностями... По мере того, как юноша двигался по коридорам дворца и дивился богатству, которое теперь по праву принадлежало ему, и стал наслаждаться блеском и красотой алмазов, у него отрастали хвост, когти, клыки, чешуя... Юноша запускал руки в горы золота и не мог оторваться. В конце коридора открылась дверь на балкон, внизу стояла толпа народа... Глашатай объявил (как обычно): "Дракон жив! Победил Дракон!" Юноша удивился и стал переубеждать глашатая, мол, Дракон повержен и лежит пронзенный мечом... Глашатай лишь указал на зеркало. Юноша повернулся к зеркалу и узрел, как у него, восхищенного блеском камней и золота глаза налились кровью, лицо освирепело, а руки стали перепончатыми... На балконе стоял молодой, голодный и свирепый Дракон... |
» |
— вьетнамская народная сказка
| ||
Троп чудовищно популярен, если не сказать, всеобъемлющ в современном искусстве — на TVTropes он упомянут более чем в пяти тысячах статей. Реалистичность тропа практически не оспаривается, и его применение считается зачастую признаком автоматически более взрослого и серьезного, менее наивного произведения. Вместе с тем, часть аудитории, не являющуюся записными циниками и эджлордами, троп наталкивает на размышления. Ведь в сущности, когда наш драконоборец становится таки драконом, он тем самым постулирует, ни больше ни меньше, принципиальную невозможность перемен к лучшему, а через это — бессмысленность альтруистической борьбы за лучший мир с целью улучшить не только свое личное положение, но и жизнь всех остальных, или, по крайней мере, большинства людей. Тираноборец непременно превратится в нового, зачастую худшего тирана, партизаны, противостоящие оккупантам, обязательно превратятся в террористов, любая попытка применить опасный артефакт или феномен на пользу обществу приведет к катастрофе.
Возникает очевидный вопрос — а это точно настолько справедливо в реальном мире, как нас пытается в этом убедить искусство? Конечно же, история пестрит примерами вышеперечисленного, но как минимум имеет право на жизнь и другая точка зрения — с ходом истории жизнь человечества в целом становилась безопаснее и комфортнее, а сами люди — добрее и терпимее.
Когда творцам культуры и их аудитории наскучила наивная дидактичность чёрно-белой морали, они вознесли на пьедестал оттенки серого — как же так вышло, что в итоге их борьбы зачастую наблюдается эффект Эскобара? Что пошло не так? Кто виноват? И, самое главное, что с этим можно сделать?
Как так получилось
На нашем сайте есть масштабное исследование товарища Филифьонка «Великий цикл Света и Сумрака в западной культуре», так вот, если опираться на него, то троп о победителе дракона — однозначно «сумрачный» со всеми вытекающими последствиями.
Драконий сюжет стал популярным и превратился в самостоятельный троп вместе с рождением постмодерна, а постмодерн родился из пепла Второй мировой войны, а окончательно утвердился вместе с так называемым «концом истории» — крахом социалистического блока. Модернистские идеологии коммунизма и фашизма, под знаменами которых прошла половина века, притянули за собой опустошительные войны, кровавые революции и репрессивные политические режимы, чем вызвали в общественном сознании разочарование в идеологиях (а то и любых твердых убеждениях вообще) и недоверие к любым концепциям, претендующим на звание истины (включая даже науку). Любая мысль о том, что одна идея может быть объективно более верной, чем другая, в постмодернистском мировоззрении отбрасывается напрочь, и все идеи объявляются не просто равными, а, что самое важное, равно никчёмными, превратившись в мнение, которое разрешается иметь и не выносить за пределы собственного личного пространства. Попытка человечества защититься от кровавых потрясений привела к тому, что любая идея по изменению мира к лучшему подлежит ироническому высмеиванию, а искренне разделяющий такие идеи человек стал восприниматься либо как наивный идиот, либо как пропагандист, желающий обманом привести публику на очередную бойню.
Такое мировоззрение, разумеется, не могло не проникнуть в искусство. Все, сказанное выше об идеях и людях, их разделающих, в равной степени применимо к художественным произведениям, их персонажам и авторам. Произведение, неиронично продвигающее авторские взгляды, отличные от мейнстримного морального релятивизма, мгновенно получит ярлык политической пропаганды и в лучшем случае будет тут же забыто, а в худшем — превратится во всеобщее посмешище и чучело, как, например, приснопамятные «Дети против волшебников». Ну а идейно заряженный герой, настроенный изменить мир к лучшему, должен либо потерпеть унизительный крах, либо… да-да, оказаться в итоге ничем не лучше своего антагониста, превратиться в дракона. Потому что… ну да, все идеи равно никчёмны, вы не забыли?
Однако в свете вышесказанного сразу возникает новый вопрос: если на стороне героя не больше правды, чем на стороне антагониста, то как в такой обстановке строить сюжетообразующие конфликты? В ответ на этот вопрос постмодерн может предложить аудитории довольно ограниченный набор вариантов.
- Во-первых, герой может просто стремиться к личному успеху и улучшению положения себя и своего ближайшего окружения. Это в постмодернистской культуре является вполне себе хорошим тоном, да и из пути персонажа к успеху вполне можно сделать интересную историю. Но что делать, если хочется сделать сюжет несколько менее камерным и местечковым?
- Здесь на помощь приходит второй столп постмодерна — объявленный в 1992 году Фрэнсисом Фукуямой «конец истории», то есть постулат о том, что (пусть не идеальным, это важно, но) лучшим из возможных вариантов мироустройства является рыночно-неолиберальная буржуазная демократия западного образца. Хуже быть может, лучше — не может. Эта концепция дает авторам некий, пусть и узкий, простор в построении сюжетов: герой может бороться за приведение истории к концу. Опций две:
- То, что на TVTropes называется Villains Act, Heroes React. Раз изменения в мире вредны, то за них будет бороться антагонист, а герою останется бороться за восстановление статуса-кво. Этот вариант, пожалуй, можно назвать самым популярным, потому что он весьма морально комфортный как для авторов, так и для аудитории, и поднимает минимум реальных моральных дилемм. Самым ярким примером подобных сюжетов будет большая часть супергероики.
- Мир вокруг может быть настолько отстал и несовершенен, что герою придется-таки бороться за его улучшение, и это со стороны даже может выглядеть как почти модернистская борьба за прогресс, но с одной важной оговоркой, определяющей всё: позитивная программа героя должна сводиться к достижению того самого конца истории и не больше. Делать, условно, «как у нас сейчас», дозволяется, а делать лучше, чем сейчас — нет, это заклеймят либо детской наивностью, либо экстремизмом. В качестве примера можно вспомнить «Звёздные войны» или популярные в первой половине десятых молодёжные антиутопии.
И тем не менее, опираясь на всего три корневых сюжета, постмодернистская культура, построенная вокруг идеи о превращении драконоборца в дракона, подарила нам полвека по-настоящему отличных произведений. Так может, с постмодерном и с драконьим тропом все в порядке? Может, в нем и нет ничего плохого?
Есть.
Вы так говорите, как будто это что-то плохое!
Несмотря на то, что постмодернистский дракон, можно сказать, подарил нам целую культурную эпоху и стал опорой значительного количества деконструкций старых заезженных сюжетов, десятилетия широкого использования драконьего тропа в современной культуре накопили достаточно его вариаций для того, чтобы можно было судить о его вредности для той самой культуры.
Я сейчас не буду подробно говорить о том, что с точки зрения определенных мировоззрений сама идея постулирования вредности перемен и отрицания прогресса вредна — это вопрос идеологический и такая точка зрения не универсальна. Я хочу поговорить именно о перспективах тропа с точки зрения построения интересных и внутренне непротиворечивых сюжетов.
Если коротко — то троп просто устарел и утратил «прогрессивность» (я подразумеваю под этим потенциал движения художественных произведений в сторону улучшения, соответствия актуальным реалиям и поддержания интереса аудитории), полностью выработав свой потенциал и превратившись содержательно в противоположность самого себя при сохранении неизменной моральной оценки, При этом ввиду особого места в общественном сознании троп отказался уходить со сцены и превратился во вполне ощутимую гирю на ноге творцов.
Разверну подробнее и по пунктам.
- Войдя в культурное пространство, драконий сюжет стал ключевым приемом для субверсии ожиданий от традиционного пути героя. В своем становлении превращение победителя дракона в дракона было интригующим поворотом сюжета. Ныне же троп просто заездился, превратился в штамп и настолько навяз на зубах, что из когда-то неожиданного сюжетного поворота стал легко предугадываемым.
- При этом избегать тропа авторы в большинстве пока не осмеливаются. В массовом сознании неиспользование тропа все еще ассоциируется с наивностью уровня произведений для детей и дешевой лобовой пропагандой, поэтому авторам зачастую приходится корежить логику собственных историй, прибегая даже к авторскому произволу, чтобы привести своих драконоборцев к становлению драконами. За примерами далеко ходить не нужно — посмотрите на историю Дейенерис в двух последних сезонах «Игры Престолов» и резкий поворот в ее характере, потребовавшийся для того финала, что публика в итоге увидела.
Итак, троп из способа заинтриговать аудиторию превратился в неизбежно-ожидаемый элемент сюжета. Но так происходит с многими тропами, в конце концов. Чем же отличается именно этот? А тем, что, в отличие от многих других тропов, которые просто устаревали и подвергались своевременной деконструкции, он политизировался и остался на плаву именно ввиду соответствия нарративу определенных политических сил.
- Драконий троп изначально был, ни больше ни меньше, способом деполитизировать искусство, очистить его от пропаганды политических идеологий и в целом посеять зерно скептического сомнения в их отношении. Драконоборец, занимающий место дракона, был предостережением от доверия идеологиям, обещающим светлое будущее.
- К нашему времени использование драконьего сюжета, изначально призванного бороться с политической пропагандой в искусстве, в качестве инструмента политической пропаганды освоили и активно используют охранители и консерваторы. Действительно, от посыла «Новая власть не лучше старой» достаточно было сделать один шаг до посыла «Новая власть всегда будет хуже старой, потому что, сохранив те же методы, еще и уничтожит все благие начинания предыдущей», и этот шаг был уверенно сделан. Иронично, спросите вы? Я отвечу — пост-иронично, хе-хе.
На случай, если не совсем очевидно, в чем (пост)ирония ситуации, я скажу чуть более прямо: троп «Победитель дракона становится драконом» сам стал «драконом» предсказуемости и политизированности, отыграл сам себя на самом себе.
Когда представление о драконьем тропе как о обязательном для «реалистичного» произведения сталкивается в процессе творчества с политической коньюнктурой — получаются воистину жуткие кадавры, и страх неприятия произведения публикой корежит изначальные авторские замыслы так, что грубые швы от переписанных концовок буквально бросаются в глаза читателю или зрителю, вплоть до того, что насильно втиснутый в повествование драконий троп начинает в сути своей противоречить самому себе.
- В качестве яркого примера можно привести концовку фильма «Первому игроку приготовиться», в которой компания геймеров-гиков в последний момент не дает бездушному корпорату захватить право собственности, а значит, и власть над любимым ими виртуальным миром, после чего... нет, не разделяют Оазис со всеми обитателям виртуального мира, они просто присваивают его себе, что подается как победа добра, при этом решительно непонятно, что помешает героям доить из Оазиса прибыль так же, как хотели корпораты, кроме собственных убеждений, которые могут и измениться вместе с возрастом и общественным положением. В данном случае необходимость превратить драконоборца в дракона настолько давит на автора, что он готов выставить троп за благо, превратить его из эталонной плохой концовки в натянутую хорошую, лишь бы только отыграть такой необходимый для нормативного мировоззрения и политической коньюнктуры троп.
- Еще одним примером может послужить отечественный сериал «Карамора», в финале которого герой-охотник на вампиров, казалось бы, применяя жанровую смекалку, предвидит драконий троп и пытается помешать его осуществлению… просто убивая вместе с собой всех революционеров, которые уже обдумывали применение вампиров в интересах новой власти, при этом не трогая, собственно, старых вампиров, буквально сосущих кровь из народа и причинивших столько страданий самому герою (!!!), что в перспективе изображается как наилучший исход из возможных. Перспектива превращения драконоборца в дракона в представленном примере оказывается страшнее самого изначального дракона, причем настолько, что имеющийся дракон нуждается в защите от драконоборцев со стороны героя.
Глядя на использование драконоборческого сюжета в новейших художественных произведениях, мы видим, что он превратился в гниющую гангрену, трупным ядом отравляющую логичность и связность сюжетного организма. Если для того, чтобы сыграть троп прямо, нужно вывернуть его изначальное идейное содержание наизнанку — с ним совершенно точно нужно что-то делать. Например, основательно деконструировать. Но с какой стороны к деконструкции драконьего тропа подойти?..
Существующие и гипотетические пути обхода и выхода
В этом разделе меньше всего объективности и больше всего моих личных идей, не всегда опирающихся на практику.
|
(link) «Дракон» (Союзмультфильм, 1961) |
|
(link) Левый рэпер Dessar высказывается на тему |
Интересно, но обойти драконий троп авторы пытались еще до окончательного воцарения постмодерна в культуре. Работа в этом направлении, к примеру, была характерна для произведений, созданных в Советском Союзе — пожалуй, неудивительно для страны, рожденной революцией, с модернистской идеологией, принятой в качестве государственной. Наиболее известным примером, наверное, будет «Обитаемый остров» Стругацких, где ближе к финалу троп подсвечивается, и жанрово смекалистый высокоморальный Максим Каммерер осознанно отказывается использовать злодейские методы (излучатели) для достижения своих целей. Концовка произведения получилась жизнеутверждающей, несмотря даже на реалистично описанные авторами негативные последствия наивности героя, однако победной деконструкцией драконьего тропа это не назвать — Мир Полудня все же откровенно утопичен, и справедливо будет сказать, что в современной реальности таких светлых людей, как Максим Каммерер, поди еще сыщи. Масла в огонь подливает и разочарование поздних Стругацких в собственном утопичном сеттинге и скатывание его во все то же болото морального релятивизма и драконьих циклов.
Схожим образом тропа избежала, внезапно, советская экранизация той самой вьетнамской сказки — мультфильм «Дракон» 1961 года. В этой адаптации драконоборец преодолевает искушение героической силой воли и таки превращается из дракона обратно в человека, разрушает его замок и разгоняет силовой аппарат. Основная мысль, озвучиваемая главным героем — «Ты стал драконом, потому что никогда не был человеком». В финале герой возвращает свой меч народу, завещав, чтобы «сильная рука поднимала меч на всякого, кто станет притеснять людей, на всякого нового Дракона».
Что мы можем позаимствовать из этих примеров для гипотетической деконструкции драконьего тропа?
- Во-первых, тезис о том, что для окончательной победы над драконом нужно необратимо разрушить базис существования дракона «до основанья, а затем…», чтобы новый дракон просто не смог возникнуть — разрушить драконий замок, взорвать центр сети башен-излучателей, чтобы все это с гарантией не попало в плохие руки.
- Во-вторых, чтобы осуществить первый пункт, нужна героическая сила воли и крайне высокая сознательность конкретного драконоборца. Это является слабым местом — в наши постмодернистские времена в неколебимую чистоту и бескорыстие поверить не так уж и просто.
Напрашивается вывод — раз чистота более правдоподобного героя, в которого аудитория поверит, не будет неколебимой — нужно ее чем-то подпереть, чтобы она не колебалась.
- Вариант для объективных идеалистов (религиозного мировоззрения) — божьей помощью. Фродо надевает Кольцо и объявляет себя его новым Властелином — но вмешивается промысел Илуватара, и дальше мы знаем. Голлум, палец, лава. В рамках постмодерна (и пост-постмодерна, чем черт не шутит) всерьез можно даже не рассматривать.
- Самый радикальный, на удивление часто используемый вариант — саморазрушительный. Герой понимает, что не может доверять даже самому себе, и совершает героическое самопожертвование, а то и искупление смертью, предварительно обрубив возможности создания новых драконов с нуля. Если прерывание преемственности сделает возникновение новых драконов невозможным, то вариант может и сработать. Впрочем, это автоматически сделает концовку в лучшем случае горько-сладкой — смерть героя за благо мы считать уже не можем. Примеров полно, из относительно недавних в голову приходит «план легкой смерти» Зика из «Атаки титанов» извести наследующий способность превращаться в титанов народ Имир за одно поколение путем стерилизации, чтобы угроза титанов больше не висела дамокловым мечом над человечеством. Осуществлен план не был, но в рамках сеттинга вполне мог сработать.
А как поступить, если хочется написать какой-никакой хэппи-энд? Как мне видится, нужно создать для драконоборца некую систему сдержек и противовесов, которая не даст ему одраконеть, чтобы в нужный момент привязать его, как Одиссея, к мачте, и не дать впасть в искушение сделать нехорошее.
- Можно дать герою таких же идейно заряженных соратников, которые в критический момент одернут его и спросят «Что за фигня, герой?», а то и применят к нему аргументы поубедительнее слов, чтобы вернуть его на путь истинный. Чем больше таких соратников будет, тем лучше. В качестве примера можно вспомнить Торина из «Хоббита» — а в джексоновской экранизации это еще и показано гораздо более развернуто.
- В идеале, конечно, вообще все общество, чьи интересы защищает драконоборец, должно взять на вооружение принцип «ни царь, ни бог и ни герой» и научиться самостоятельно подавлять потенциальных драконов в своих рядах, но в сознательное общество аудитории нынче поверить еще труднее, чем в небольшую группу идейно заряженных героев.
- А можно вообще поставить героя в такие обстоятельства, в которых превращение в дракона для него будет бесполезно или невыгодно. Это идеальный вариант, но придумать, как его воплотить, непросто — я, например, навскидку примеров не вспомнил. Если кто вдруг знает примеры такого авторского хода — смело дописывайте сюда.
Подводя итоги, предлагаю прибегнуть к диалектике.
- Тезис: драконоборец побеждает злого дракона, мир становится лучше.
- Антитезис: победитель дракона становится драконом.
- Синтез: драконоборец в ходе борьбы перенимает драконьи черты, но по итогу в дракона не превращается, научившись использовать унаследованные силы во благо. Дышать огнем не обязательно на людей — можно так железо плавить, например. Валирийская сталь получится, хе-хе.
Как это можно воплотить в художественном произведении? А в лучших традициях исторического материализма. Герой побеждает дракона, и, заняв его место, на первый взгляд, действует схожими методами, так что кажется, что он действительно превратился в нового дракона (особенно с точки зрения тех, кто был неплохо устроен при дворе предыдущего дракона, хе-хе). Однако большое видится на расстоянии — и спустя время мы видим, что драконьи методы сыграли необходимую роль и ушли в прошлое, а жить по результатам стало лучше, жить стало веселее.
Смотрите в будущее, быть может, такую историю завтра напишут. А может, уже написали, и мы про нее просто не знаем.